Русское братство
Шрифт:
— Я же говорила, я же говорила, что он убьет меня… — с хрипом произнесла она трясущимися белыми и разбухшими, как отваренные макароны, губами.
— Успокойся, самое страшное позади.
Она с трудом поднялась и, увидев своего обидчика скрюченным на полу, схватила обломок стула — кусок ножки с прогнутой спинкой — и стала отделывать мужчину, молотя по чем попало, впрочем, метя все больше в голову.
— Негодяй, подонок, скотина, мразь…
От ударов бандит зашевелился, попытался отбиться ногой, слабо дрыгнув ею, потом пополз,
Эльвира задыхалась. Телефонный шнур все же сделал свое дело. Эльвира швырнула в прихожую обломок, обессиленно рухнула на диван, охватила голову руками и разрыдалась.
Вооруженный двумя пистолетами Степаненко подступился к ней.
— Перестань, хватит, говорю, — сказал он. — С ним покончено. Ты жива…
В этот момент в прихожей раздался шум. Степаненко вскинул пистолет, готовый к стрельбе. Входная дверь сильно хлопнула. Степаненко не знал, стоило ли преследовать бандита. Он прошел в прихожую, запер дверь. Затем прошел на кухню, откуда из окна просматривался двор. Зажглись сигнальные огни джипа, марку которого в темноте трудно было разобрать. Взревел мощный мотор, джип рванул с места и исчез в арке дома.
Степаненко прошел к хозяйке квартиры, которая лежала на диване на боку.
— Зачем ты ему открыла?
— Не знаю, я ничего не знаю… Я только накинула цепочку… Я думала… А он, негодяй…
Эльвира глотала сквозь рыдания слова. Степаненко прошел на кухню, обнаружил в холодильнике бутылку водки. Плеснул в стакан, выпил сам, налил для Эльвиры.
— Скорее выпей, это тебе поможет.
Зубы ее стучали о стекло.
— Собирайся, пойдем в одно место, здесь оставаться опасно.
Степаненко присел на диван. Эльвира стала дышать равномерно..
— Так все-таки, почему он приходил?
Эльвира закрыла глаза, допила водку.
— Максим, мне страшно. Он убьет меня…
«Ага, интимные дела, — подумал Степаненко. — Вероятно, бывший любовничек…»
Лицо ее порозовело, дыхание стало реже — водка действовала.
Степаненко нахмурился. В любую минуту сюда могут нагрянут все, кому он встал поперек горла. В первую очередь заявится ментура. Сохадзе не станет рисковать, направляя своих людей на квартиру руководителя регионального управления ФСБ. Вот подстеречь Максима на улице, это другое дело.
Степаненко вспомнил, что «Ауди» разбита. Черт бы побрал… Теперь он без машины. Неужели кольцо вокруг его сомкнулось?
— Это что-то ужасное, — пробормотала Эльвира, разглаживая шею. — Он ударил меня кулаком по голове, мне казалось, что у меня хрустнули позвонки. Затем этот ужасный провод! Больше всего я боялась, что ты не выйдешь…
— Ну да, — буркнул Степаненко. — Не выйду. Слушай, возьми самое необходимое. На два или три дня.
Эльвира поднялась, пошатнулась.
— Ну как ты? — спросил Максим.
Вместо ответа Эльвира вытащила на середину комнаты большую сумку и стала складывать туда вещи.
— Я тебя спрячу, увезу… По всему видно, что этот тип не из тех, кто прощает обиды… Поедешь со мной?
— Куда?
— Куда-куда? В Москву! Давай собирайся… Только быстро. Сейчас кто-нибудь нагрянет.
Степаненко подошел к сумке и выбросил то, что считал ненужным. Эльвира запротестовала, вырвав у него из рук какую-то кофточку.
— Ладно, только давай быстрее, не канителься.
Эльвира бросила поверх одежды ридикюль, Степаненко быстро застегнул молнию на сумке, взвалил ее на плечо.
— Все, уходим…
Вероятность того, что бандиты уже могли к этому времени поджидать их на выходе, была не очень высока, но все же Степаненко вышел из подъезда, готовый ко всему. Во дворике была тишина. Он вынес сумку, постоял немного, вернулся в подъезд, опять минуты три выждал, чутко прислушиваясь к каждому шороху, и только затем вывел Эльвиру.
Листва на деревьях в лучах неестественного уличного освещения после дождя выглядела неживой. Было неправдоподобно тепло, даже душно.
Держась в тени деревьев, они шли молча: Степаненко впереди, Эльвира чуть поодаль.
Вот Эльвира догнала его, проговорила:
— Ты молодец, ты спас мне жизнь.
— Почему он хотел тебя убить?
— Это не он. Это… мой муж. Они все меня ненавидят…
Степаненко подумал, что зря он связался с Эльвирой. Сейчас, на улице, глядя на эту запутавшуюся в отношениях с людьми женщину, он находил ее жалкой. Связи с подобными женщинами всегда кончаются более или менее печально. Может, отказаться от нее, пока еще не поздно?
«Если я привезу ее в Москву, — подумал он, — куда я ее дену? Она станет жить у меня… А если поселить ее у Евстигнеева? Страсть страстью, но и она преходяща…»
Старикан остался невозмутим, когда Степаненко протолкнул впереди себя женщину, затем втащил чемодан. Старая чекистская закалка давала знать. Правда, глаза его были несколько шире обычного. Старикан закрыл за ними дверь и, стоя в пижаме, как и поднялся с постели, почесал глянцевитую макушку.
Степаненко повернулся к нему, ожидая вопросов. Старикан лишь вопросительно кивнул на дверь комнатушки, за которой скрылась Эльвира, без слов, одним выражением глаз спрашивая: уже не для траханья ли эта женщина? Степаненко отрицательно покачал головой, тоже без слов давая понять, что об этом не может быть и речи.
— У меня третьей подушки нет, — сказал старик.
— Я ухожу, — проговорил Степаненко. — Уверен, что хвост за собой не привел, но на всякий случай вот. — С этими словами он протянул хозяину квартиры пистолет Сохадзе.
— У меня есть свой, — отрицательно покачал головой старик. — В отличном состоянии. С дарственной надписью бывшего руководителя КГБ Андропова.
Перед тем как уйти, Степаненко решил поговорить с Эльвирой. Он вошел в комнатку, осторожно прикрыл за собой дверь.
— Ты не стесняйся, располагайся как дома…