Рузвельт
Шрифт:
И я не могу поверить.
Что никто больше не назовёт меня «деткой».
Глава 23
Каждый день я все ждала. Атомную войну, инопланетное вторжение, восстание машин или хотя бы падение астероида, но нет. Это был не сон. Не конец света, не судный день и не Армагеддон.
Чарли был серьезно болен. А все остальное просто шло своим чередом. По «ABC» до сих пор крутили «Доброе утро, Америка», солнце светило все также ярко, москиты каким-то образом
Вот только дядя Перси ещё никогда не жевал свой сэндвич с такой неохотой. Новости о Чарли ещё больше омрачали и без того ужасный последний день перед его окончательным переездом в Чикаго.
— Бедняга, — то и дело вздыхал дядя. — Бедняга Чарли.
Между нами тихо приютилась маленькая покореженная гитарка, верой и правдой служившая мне много лет. Но мне она никогда по-настоящему не принадлежала, так что я была обязана отдать ее обратно дяде Перси.
— Я тут подумал, — сказал он, посматривая на укулеле. — Можешь оставить ее себе.
— Правда?
— С одним условием.
Против воли я напряглась.
— Ты споёшь под неё ещё много хороших песен, Тэдди. Договорились?
Я с благодарностью посмотрела на дядю и наклонилась к нему, чтобы поцеловать в щеку.
— Спасибо, — пришлось найти в себе силы и улыбнуться.
— Ты должна пообещать.
Я указательным прочертила на левой стороне груди маленький крестик, и дядя Перси довольно кивнул.
В небе густились облака, красивые, словно нарисованные. Хотелось одеть любимые красные кеды и бежать вслед за ними. Эти облака точно знали дорогу в лучший мир. Где нет болезней, потерь и грустных, заплаканных лиц самых дорогих людей.
Много.
Я слишком много прошу. Знаю.
Когда с сэндвичами было покончено, мы с Перси даже немного растерялись. Встав с засиженной за много лет скамейки, мы застыли друг напротив друга. Первая в объятия все-таки бросилась я.
— Я буду скучать, — проговорила я ему в плечо.
«Я по всем вам буду скучать», — подумалось мне.
По всем, кто уходит из моей жизни этим летом. Наш пикап с кузовом цвета «красный гранат», дядя Перси. Артур.
Чарли.
Мой дорогой Чарли.
— Всегда будь собой, Тэдди. — напутствовал мне Перси. — Ты выросла невероятной девушкой. Таких больше и не сыскать. Я могу только молиться, чтобы моя маленькая Грейс стала хоть немного похожа на тебя. Сохрани своё чистое, доброе сердце. И не пускай в него тех, кто может его разбить. Ладно?
— Ладно, — я кивнула.
— Ох, давненько у меня глаза не были на мокром месте.
Хотела бы я сказать то же самое.
— Слава богу, за тобой пришли. Нечего тебе смотреть на рыдания старого маразматика.
— Пришли?
Мои слезившиеся глаза, только проморгавшись,
— Иди к нему.
— Ты сказал мне беречь своё сердце. А в итоге сам же предлагаешь сбросить во включённый блендер?
Дядя щёлкнул меня по носу.
— У меня сегодня не простреливает коленку. Это хороший знак. Стало быть, все будет в порядке.
Мы последний раз обнялись с дядей Перси и попрощались. Когда он ушёл, я застыла посреди аллеи. Пришлось обхватить себя за предплечья, чтобы поддержать диафрагму, внутри которой в клочья разрывалось сердце.
На лавочке одиноко покоилась (теперь уже моя) гитарка. Все ещё поддерживая руками рёбра, я подсела к ней. И минуты не прошло, как меня миновала тень. На лавочке я сидела уже не одна.
Те же самые брюки со стрелками и заправленная рубашка в тонкую полоску.
Не конец света. Не Армагеддон.
— Привет, Рузвельт, — раздалось рядом со мной.
— Привет, Артур.
— Больше никакого «Даунтауна»?
— Да. Так же как и «Рузвельта». Я же говорила, что устала играть в эти игры.
— Ты зла на меня, — вздохнул он.
— Нет.
— Ты меня ненавидишь.
— Нет.
И это было правдой. Даже сейчас, смотря на него, я не могла сердиться. Точнее не имела права. Я не верила в то, что он способен на низкие поступки. Пусть он запутался и заврался, Артур — не плохой человек.
— Тогда почему не отвечаешь на звонки? И не хочешь видеться со мной.
Я промолчала, и Артур, не выдержав, осторожно переложил гитарку с другую сторону, чтобы пододвинуться поближе ко мне.
— Тэдди.
— Тебя воспитывали гувернантки в лучших английских традициях. Ты изучаешь Пруста и Ницше, знаешь Шекспира наизусть, — мимо темы пульнула я.
Артур явно не понимал, куда я веду.
— Ты на глазах у всех танцевал со мной те дурацкие танцы.
— Танцевал.
— И вдарил своему отцу по носу.
— Да уж.
— Неплохой был удар.
— Спасибо. Наверно. — нерешительно вдогонку добавил он.
— Я не злюсь, — честно призналась я. — И не обижаюсь на тебя. После всего произошедшего у меня к тебе только один вопрос.
Я не смотрела на Артура, поэтому он решил спуститься со скамейки и присесть на корточки напротив меня, уперев ладони по обеим сторонам от моих трясущихся коленок.
— Какой?
— Почему ты все же решил помочь нам? Когда стало понятно, что мы, Картеры, по-твоему мнению заслуживаем спасения?
Артур печально вздохнул.
— Сразу предупреждаю, это прозвучит ужасно.
— Выкладывай, — закатила глаза я.
— Ты сохранила мои часы.
— В смысле?
— Те ролексы, которые я у тебя «забыл», — на последнем слове он пальцами изобразил кавычки.