Рузвельт
Шрифт:
Я даже и не подозревала, что все нормальные девочки в моем возрасте ходят на бальные танцы и свидания. Единственным плюсом было то, что в короткий период я снова умудрилась вернуться к своей прежней форме плоского кухонного противеня, как любил меня называть Чарли.
Пару месяцев назад половое созревание все-таки устало постучало в двери моего организма, и он, хоть и с опозданием, но начал внешне проявлять свои гендерные признаки — острые углы моей фигуры медленно сглаживались, а я уже начала приглядывать в магазинах не одни только спортивные лифчики.
Мне-то казалось, что жизнь налаживается.
Геем, геем, геем.
— Когда это ты вообще успела втюриться в Хайда? — удивилась Кара.
— Не втюрилась. — застонала я. — Просто я надеялась, что хоть кто-тоиз гетеросексуалов смеется над моими шутками. Я жалкая, да?
Кара чуть отстранилась, все еще придерживая меня за плечи.
— Мне тоже нравятся твои шутки. И по последним данным я все еще гетеросексуалка. Так что если в фонд твоего чувства юмора однажды потребуются пожертвования, я готова отрезать себе левую грудь.
— Почему левую грудь, а не правую?
— Ты не Джордж Карлин, чтобы лишаться ради тебя правой груди.
Я не смогла сдержать смех.
Хайда с Карой я любила не меньше членов своей семьи. Они определенно были важной частью сумасшествия, заложенного в фундамент дома Картеров.
В гетто подростки моего возраста едва ли оканчивали среднюю школу. Своевременно они беременели, начинали отбывать срок в тюрьме, либо подавались в проституцию. Я всегда чувствовала себя белой вороной среди этих малолетних преступников — меня не тянуло заниматься беспорядочным сексом, я не особо любила алкоголь, а на шумных сборищах у меня развивалась мигрень. В результате я отбилась от стада, заплутала и была вынуждена справляться со всем сама.
Хорошо, что Кара и Хайд нашли меня на задворках социума и пригрели у себя под крылышком.
Я знала, что они не святые. Но мы жили по принципу «не осуждай ближнего своего». Я не читала Библию, но в ней должно быть что-то на этот счет.
— Если тебе просто катастрофически не повезет, то только дай мне время, я всегда успею стать лесбиянкой и закрутить с тобой жаркий, крышесносный роман. — заверила меня подруга.
— Нет уж, хватит с меня секс-меньшинств, — я расцепила наши объятия. — И вообще, я пытаюсь разрушить стереотип о том, что все Картеры рождаются с нетрадиционной ориентацией.
— Ну во-первых, ты не родилась Картер, ты ей стала, — напомнила подруга. — И во-вторых, разве Джулиан не трахает всех девчонок в школе в режиме нон-стоп?
Джулиан — ребенок Чарли от первого брака, ему всего шестнадцать, и да, он действительно сломал систему своим ненасытным либидо.
— Не напоминай, я каждый день молюсь, чтобы к нам домой не заявилась какая-нибудь пятнадцатилетка с положительным тестом на беременность.
Кара ухмыльнулась, а затем направилась к столику, чтобы принять заказ у команды рабочих, которые все свои перекуры пожирают мою подругу глазами.
— Извращенцы оставляют больше чаевых, — пожимала подруга плечами.
В выходные, особенно вечером, начинался наплыв посетителей, поэтому приходилось быть настороже, чтобы кто-нибудь не спер чайник из-под кофе, банку с чаевыми, автомат со жвачкой или настенные часы.
Часов до восьми я крутилась, как белка в колесе,
— Ты ведь знаешь, что я могу подать на тебя в суд за производственную моральную травму? — поинтересовалась я.
— А ты ведь знаешь, что я гораздо раньше могу уволить тебя, если ты не обслужишь клиентов, которые сидят без меню уже пятнадцать минут? — Олли за плечи развернул меня к залу и указал пальцем на столик у окна.
Я откинула голову, безуспешно пытаясь подавить стон. За столом сидел мой худший кошмар — подростки из Даунтауна.
Детройт, как огромный инь-янь, вмещал в себя два кардинально противоположных мира. Я жила в трущобном Мидтауне, в воплощении вандализма, насилия, массовых грабежей и убийств. А Даунтаун — это процветающий, элитный район с вышками, небоскребами, Старбаксом и музеем Генри Форда. Самое страшное событие на той стороне — это, наверно, инфляция. Что бы она там ни означала.
Окраина — это почти параллельный мир для тех, кто вырос в грязи и бедности. Отпрыски приличных, уравновешенных семей появлялись на нашей территории не так уж и часто, поэтому казались чуть ли не инопланетными существами. Именно и сидели прямо сейчас за столиком номер шесть, который мне предстояло обслужить.
— Нет! Только не мажоры, Олли, пожалуйста! Ты же знаешь, что я облажаюсь. Я на них что-нибудь уроню или на себя что-нибудь уроню, они сама упаду на них!
По части неуклюжести я самый настоящий чемпион. Мне не составит труда упасть, стоя на ровном месте. Просто чудо, что меня взяли работать официанткой.
— Не разводи драму, Тэдди, все заняты, а я не выйду в зал в этой дурацкой сеточке, — он потеребил тонкую сетку на волосах.
— Я должна следить на Грэгом!
Но Грэг уже лежал в отключке, полностью игнорируя меня и мою панику.
Я вздохнула и с траурным видом поплелась к столику, нервно теребя себя за подол джинсового сарафана.
Надо признать, эти ребята сразу бросались в глаза. Всем было видно, что их компанию жизнь еще не переживала и не выплюнула погрызанными косточками обратно, вынуждая вертеться в этом мире, чтобы просто выжить. Одежда у них яркая, не поношенная, кричащая популярными лэйблами. Головы венчали стильные прически, а глаза удивленно шарили по каждому дюйму помещения, впитывая такую непривычную им трущобную жизнь. Я понятия не имела, что люди вроде них могли забыть в нашей дыре. Если бы я жила на той стороне города, то ни за что бы не решилась наведаться в Мидтаун.
И все же они завораживали. Как произведения искусства. По каким-то причинам я получала мазохистское удовольствие от одного только взгляда на них, хотя во мне генами должна была быть заложена ненависть к людям их сорта. Они напоминали мне о том, что где-то за просторами гетто есть и лучшая жизнь. Та, которая мне никогда не светит.
Три парня и девушка рассосредоточились за угловым столом, и вяло что-то обсуждали. Они даже не заметили, как я подошла и положила меню за их столик. Спустя пару секунд пришлось прокашляться, чтобы на меня обратили внимание.