Рузвельт
Шрифт:
Я спохватилась и с виноватым видом попыталась стряхнуть со стола крошки от печенья, но Артур предупредительно шлепнул меня по рукам.
— Не волнуйся об этом. Просто ешь свое печенье, — сказал он.
Я даже не стала делиться с ним. Он ведь говорил, что не любит сладкое. Это значит, что он не растолстеет и не умрет от сахарного диабета. До чего же скучная жизнь.
Когда Китти с Айрис наигрались с Ричардом и насмотрелись мультиков по телевизору, я уложила их спать, потому что Артур предложил нам всем остаться на ночь в комнате
Поцеловав их в обе щеки и накрыв одеялом, я оставила их втроем вместе с Ричардом сопеть в подушку на большой кровати. Аккуратно прикрыв дверь комнаты, я обнаружила в коридоре прямо за ней Артура, прислонившегося плечом к косяку.
— И что дальше? — тихо спросила я у него.
— Где?
— В твоей развлекательной программе.
— А что бы ты хотела?
— Покажешь мне свою комнату?
— В ней ничего сверхъестественного.
Мне очень интересна причина, по которой Артур стушевался покраснел до кончиков ушей.
— Я все равно хочу посмотреть. Вдруг там целая детективная доска с красными ниточками, на которой ты пытаешься запомнить сексуальную ориентацию всех членов моей семьи. Или плакаты с «Бэкстрит Бойс».
Артур замялся на секунду, но затем все же кивнул и проводил меня на второй этаж. Я была заинтриговала на мурашек по коже.
Мне хотелось перевернуть эту квартиру вверх дном, встряхнуть, как кукольный домик, и выпотрошить из нее все секреты Даунтауна.
Он пожалеет, что впустил меня в свое логово, как только я забаррикадируюсь в его гардеробной. Я замурую себя там, как в гробнице, и буду нюхать его рубашки вечно.
— Пришли, — сказал Артур у двери в конце коридора, отвлекая меня от сталкерских мыслей.
Комната Артура — это что-то из картинок в каталогах от «Икеи». Новая, словно только что купленная мебель, все картины на стенах под цвет общего дизайна, на рабочем столе — навороченный компьютер с живыми обоями. Небольшое растение в горшке, которое я пыталась понюхать, оказалось искусственным. Я провела пальцем по поверхности одной из книжных полок и не обнаружила ни одной пылинки. Ни одного плаката «Бэстрит Бойс».
— Ты здесь хоть дышишь? — спросила я, крутя в руках взятый с его стола тяжёлый гравированный паркер.
— Не слишком часто. — он казался немного смущенным.
Это было заметно. Я ни к чему не могла придраться, даже зацепиться взглядом. Все вокруг было храмом перфекционизма, одой обезличенности и минимализма. В коридоре второго этажа стояла хрустальная пепельница, в которую (я руку готова отдать на отсечение) в жизни никто никогда не курил. Джек, к примеру, скидывал пепел куда попало — консервные банки, кофейные чайники и даже в наш почтовый ящик.
Я положила паркер, куда глаза глядят, и прошла на шаг вперёд, а боковым зрением
Мой взгляд упал на двуспальную кровать. Так аккуратно постели не заправляют даже горничные в пятизвездочных отелях. Не хватает только лепестков роз и сложенных из полотенец лебедей у изголовья.
У меня заблестели глаза.
— Даже не думай, — предупредил Артур.
Но я уже разбежалась и плюхнулась прямо в середину кровати, разворошив на ней все покрывало.
— Давай ко мне, — матрас был жестковат, я лежала на нем в форме звезды и смеялась, зазывая Артура.
Из него получился бы ужасный актёр. Как бы он ни пытался изобразить осуждающий взгляд — уголки его губ упрямо ползли вверх.
Он не стал двигаться ко мне в середину, а сел на самый край, чтобы в итоге мне самой пришлось пробираться к нему сквозь зону препятствий из разбросанных подушек.
— Хочу снова позадавать тебе вопросы. — сказала я, устроившись рядом.
— Я тоже.
— Сыграем в вопрос-ответ?
— А какие ставки?
— Пока небольшие. Поднимем в течение игры.
— Тогда ты начинаешь.
Он, наверно, подумал, что я снова растеряюсь. Но с того дня на набережной прошло много времени, и у меня накопилось миллион вопросов. Я присосусь к нему, как пиявка, но не упущу ни единой возможности их задать.
— Сколько из этих книг ты прочитал? — я указала на стену, большую часть которой занимали полки, полностью забитые книгами.
Шкаф казался грустным и бездушным.
— Ни одной.
Он взял с полки одну из книг и раскрыл ее. Судя по обложке, это была биография какого-то итальянского архитектора. Когда книга захрустела у самого корешка, стало понятно, что он открыл ее в первый раз.
— Все вещи после ремонта сюда закупил дизайнер. Мои книги остались в Лондоне. А некоторые я храню здесь. — он приоткрыл ящик прикроватной тумбочки, где друг на друга были аккуратно сложены книги в мягкой и твёрдой обложке. — Вот и вся моя личность.
Гёте, Пруст, Бальзак, Виктор Гюго, Теодор Драйзер, Вольтер. Никого из них я никогда в жизни не читала.
— На какое отделение ты поступил в Оксфорде?
— Мой черёд задавать вопрос, — напомнил он.
— Точно.
— Как так получилось, что у тебя сегодня ни одного порезанного пальца?
Он взял мои наманикюренные желтым лаком пальцы в свои. Его руки были такие большие и удобные, я бы отдала любые деньги, лишь бы арендовать их хоть на часок.
— Я больше не открываю никому пивные бутылки в «Крузе», так распорядился Рави, наш управляющий. А один порез все-таки есть, — я показала ему фалангу указательного пальца на левой руке, — просто не стала заматывать его в пластырь.