Рябиновый костёр

Даниленко Жанна

— Вика, позвони шефу, скажи, что я жду. Спроси, скоро ли он освободится.

Секретарь молча затрясла головой, отказываясь. А потом подняла на Лару полные мольбы глаза и смешно заморгала.

И Ларе ничего не оставалось, как нажать вызов на своём смартфоне. Артур Алексеевич Шор ответил сразу.

— Да, Лариса, слушаю. У тебя всё в порядке? А то на планёрке-то не была… Заходи, с Аэлитой познакомишься, вам работать вместе.

Последнее не радовало. Но Лара собралась с духом и вошла в кабинет главного. Сегодня она не станет подавать заявление. Зачем радовать Аэлиту Вячеславовну? Увольняться надо на холодную голову, чувствуя себя победительницей. Да и с Федей такой вариант обсудить требуется. Они семья.

А дальше

Лариса поздравляла Аэлиту с новой должностью, мило улыбалась ей и бывшему любовнику. Спросила, когда можно будет вместе обсудить статью. Выторговала себе библиотечный день и, удовлетворённая результатами беседы, покинула кабинет руководителя в прекрасном настроении.

Хотелось чего-то сладкого, праздничного. Она зашла в кондитерскую и купила любимый торт дочери. Алиска радовалась, потому что мать забрала её из продлёнки пораньше, а когда увидела торт, то запрыгала от счастья. Затем они отправились в супермаркет и купили себе обновки. Настроение улучшилось. Оставалось дождаться Федю и провести этот вечер семьёй.

Часть 12

Часть 12

Фёдор подъехал к дому, но из машины выходить не торопился. Надо было всё обдумать, прежде чем он увидится с Ларой.

Вчера вечером он пообещал ей попробовать начать всё сначала. Но сначала-то точно не получится. Речь шла о попытке нормализации отношений, попытке вернуть всё, как было прежде. А для этого надо отпустить обиды и простить Ларису или хотя бы пожалеть. Последнее было ближе к истине, но строить отношения на жалости… Возможно ли? К тому же Лариса хочет ещё одного ребёнка, и у неё действительно остаётся на это не так много времени. Проблемой оказалось то, что Фёдор не знал, хочет ли он стать отцом ребёнка Лары. Он не любил её. Уже давно не любил. То, что случилось с ним в шестнадцать лет, было страстью, влюблённостью, жаждой обладания красивой доступной женщиной, которая забавлялась, играя на его чувствах и неокрепшей психике подростка. Она его то подпускала, то отталкивала, заставляла ревновать и в этом чувстве доходить до безумия, затем исчезала, не отвечала на звонки, письма и СМС-ки, сводила с ума своей холодностью, а потом появлялась, звала, и он утопал в водовороте удовольствия. Со своим телом она позволяла ему делать всё, что угодно, но её душа оставалась закрытой. Ему же в то время очень хотелось, чтобы в её сердце было место и для него. Это безумие длилось не один год. Фёдора не волновали другие представительницы прекрасного пола. Он не искал встреч с женщинами, не увлекался ровесницами. Им всем было так далеко до неё… Для него существовала одна лишь Лара. Трудно сказать, к чему бы привела их связь, если бы всё своё время Фёдор не посвящал учёбе и дежурствам в клинике, сначала у матери, а затем, когда понял, что неврология не его призвание, в роддоме, где располагалась кафедра акушерства и гинекологии.

Думал ли он тогда, что у Ларисы могут быть другие мужчины? Предполагал, но не знал наверняка, но почему-то был уверен, что после регистрации их брака Лариса должна принадлежать ему одному. Обманулся. Её измены больно ранили его. И как бы Лара не убеждала его, что это просто секс ради дела, что у Артура Алексеевича есть жена и дети, что разводиться он не собирается, как и она, согласиться, принять такое положение вещей Фёдор не мог. Как контраргумент его собственническим настроениям, Лариса выдвинула теорию о «свободе», суть которой сводилась к тому, что если человек волен выбирать то, что он хочет есть, во что одеваться, какие книги читать или фильмы смотреть, то он волен иметь сексуальные связи с кем угодно, главное, душу в них не вкладывать. Секс ради секса или ради дела, или просто потому, что хочется, а он, Федя, на дежурстве.

Самое интересное состояло в том, что Лариса верила в то, что говорила. Она упивалась своей теорией, считала её состоятельной и даже имела единомышленников.

Тогда для Фёдора это был шок, сменившийся безысходностью. Он осознал, что совершенно не знал женщину, которую боготворил долгие годы. Он придумал её и поверил, что она такая на самом деле. Захотелось бросить всё и бежать куда глаза глядят. И он так и поступил. Подал документы в организацию «Врачи без границ», его кандидатуру одобрили, и он уехал в Африку. Там он был не только акушером, потому что врачей не хватало. Даже не просто не хватало — их не было. И поэтому пришлось освоить и кардиологию, и хирургию. Работа спасала от дум и переживаний, копаться в своих семейных отношениях было некогда. Время летело, Фёдор и не заметил, как пронеслись три года, на которые он заключил контракт. Только возвращаясь домой, глядя из круглого иллюминатора на плывущие под брюхом самолёта облака, подумал, что не знает, как жить дальше. Но мысли о Ларе уже не отдавались в душе болью, скорее — безразличием.

В тот момент он решил, что развод — единственный выход из создавшейся ситуации. А что! Купит себе небольшую квартирку на заработанные деньги и начнёт жизнь заново. Или вернётся в Москву к родителям.

Но когда Лара открыла дверь их квартиры, из комнаты навстречу ему бежала дочь с радостным криком «Папа! Мой папочка приехал! Как же я тебя ждала!». Она, как мартышка, вскарабкалась к нему на руки, обняла своими ручонками за шею и целовала его лицо, щёки, нос, приговаривая: «Я так тебя ждала! Папочка мой!»

В тот момент он понял, что не оставит дочь…

Значит, надо попробовать начать всё сначала ради неё. Да и обида на Лару почти прошла. Он смирился. Это его семья. Сам выбирал, так что пенять не на кого.

Фёдор вышел из машины и направился к подъезду.

***

Квартиру открыл своим ключом. И как только включил свет в прихожей, ему навстречу вышли его женщины: дочка в умопомрачительном бархатном платье с оборками и воланами и жена в обтягивающем трикотажном платье-футляре.

«Грудь она явно увеличила. И когда только успела? Разве что когда мы с Лиской ездили в Москву к родителям, — подумал Фёдор. И улыбнулся своей следующей мысли, звучавшей абсурдно, глупо, но так правильно. — Ей к лицу!»

Лариса улыбнулась в ответ. А дочка крутилась, демонстрируя расклешённую юбочку и новые лаковые туфельки в тон к платью.

— У нас сегодня праздник? Я о чём-то забыл? — недоумевал Фёдор.

— Мы купили торт! — сообщила дочь. — Папа, ты же сам понимаешь, что к праздничному торту должен прилагаться праздничный наряд. — Она корчила рожицы, схватившись за подол платья. — Я у тебя красавица, да?

— Ты лучше всех! — Он поцеловал Алиску, подхватив её на руки. — Вы бы хоть предупредили, я бы цветы купил.

— Разувайся и проходи, а прежде дочь на пол поставь. Большая она уже, чтоб на руках сидеть. — Как только Фёдор спустил с рук Лиску, Лара притянула её за плечи к себе, чтобы она не крутилась под ногами и дала спокойно раздеться отцу. — А Роман Владимирович где? — спросила заинтересованно.

— Уехал, я проводил его. Вообще день выдался суматошный, устал как собака, хотя никого не оперировал и не принял ни одного ребёнка. Сейчас расскажу… Хотя лучше после ужина. У тебя что? Мы же что-то празднуем? — обратился он к жене.

— Я чуть не уволилась, а потом подумала и решила, что не дождутся. — Она шутила, улыбалась, но Фёдор слишком хорошо чувствовал людей. В отличие от жены, он не был профессиональным психологом, но сомнения и тревогу, которые Лариса попыталась спрятать за шуткой, видел.

— Подумай ещё, может быть, первая мысль была правильной. Ладно, о делах позже. Сначала предадимся удовольствиям, а что может быть слаще вкусной еды?

— Торт! — недолго думая, сообщила дочь. — Ну, и мороженое, — добавила, пожав плечами.