Рядом с нами

Нариньяни Семен Давыдович

Инга училась на зоотехническом факультете не из любви к зоотехнике, а по инерции, потому что не учиться было неудобно, а в действительности ее вполне устроило бы беззаботное существование мужней жены. И ведь все шло к этому. Вот-вот она должна была выйти замуж и стать аспирантшей, потом она могла бы сделаться доцентшей, и, как знать, лет через десять — пятнадцать ее, может быть, именовали бы даже профессоршей. А вот теперь всем этим надеждам пришел конец, ибо Инга поняла, что с таким мужем, как Борис, рассчитывать на тихую, спокойную жизнь ей было нечего. Такой не только будет сам пропадать в колхозных овчарнях, он заставит и свою жену вести

наблюдения над чесоточными баранами и ягнятами.

— А для чего же, — скажет он, — ты училась в Ветеринарной академии?

Два года дружила Инга с Борисом. И хотя Борис был завидным женихом, невеста и прежде видела в этом женихе кое-какие изъяны. Инге Булкиной, например, было непонятно, зачем Борис тратит такую пропасть денег на покупку книг. Рядом сколько угодно библиотек, а ему обязательно хочется иметь на своей полке и Бальзака и Горького…

Инге давно хотелось устроить хорошую головомойку жениху, да как-то неудобно было: ведь она пока только невеста. Все неприятные разговоры с Борисом ей приходилось откладывать на послесвадебный период. И вдруг этот самый Борис выкидывает новый номер: берет да и отказывается от аспирантуры.

— Нет, — сказала Инга, — с таким мужем каши не сваришь.

Сказала и стала думать уже не о Борисе, а о Грише Ашаурове. У Гриши под Москвой имеется полдома, и Гриша попросил комиссию направить его для работы в родной район.

"А что, если мне выйти замуж за Гришу Ашаурова? — спросила себя Инга и ответила: — Любви в этом браке будет, конечно, меньше, зато удобств больше".

— Замуж за Гришу? — удивились девушки. — А как же твое заявление в загс?

— А вы разве не слышали, что сказал заведующий? Сочетающимся дается неделя, чтобы они могли проверить свои чувства. Вот я проверила и решила: мне с Борисом не по пути.

Инга говорила о том, что думала, прямо, без обиняков, благо ночь темная и никто не видит, краснеет она или нет.

А девушки слушали исповедь проштрафившейся невесты и ругали себя. Пять лет они учились с Ингой в одной академии, пять лет жили в одной комнате, и ведь они знали хорошо, что этот человек с червоточинкой. Знали и не придавали этому большого значения. Конечно, иногда девушки спорили с Ингой, называли эгоисткой. Бывало, даже ссорились, но ненадолго, надеясь, что время излечит ее.

— Перемелется зерно — мука будет.

Но зерно не перемололось. Червоточинка разрослась, и Инга Булкина превратилась в самую откровенную мещанку. Циничной расчетливости этой девушки можно было только удивляться: Ингу Булкину любили два парня, и она до самого последнего момента прикидывала, за кого же ей выгодней выйти замуж. Она уже решила пойти в загс с Борисом Сеглиным и в то же время не торопилась сказать окончательное «нет» и Грише Ашаурову: "Пусть Гриша побудет пока в резерве".

Если бы Гриша был человеком с характером, он, конечно, давно бы вырвал имя Инги из своего сердца. А Гриша страдал и молчал. И вот наступил момент, когда резервный жених был выдвинут на авансцену. Один тур падеграса, и Гриша, простив Инге все прегрешения, отправился с ней в загс. Заведующий Вешняковским загсом принял от Гриши заявление и сказал то же, что сказал в прошлое воскресенье заведующий Кузьминским загсом Борису:

— Милости прошу вас к себе через неделю, тогда и распишетесь.

— Почему через неделю, а не сейчас? — вскипел Гриша.

А Инга дернула его за пиджак и сказала:

— Успокойся, так нужно!

Инга надеялась, что за эту неделю подруги перестанут

сердиться на нее и устроят ей с Гришей шумную, веселую свадьбу — с тамадой и шампанским. Но девушки на этот раз проявили твердость. И хотя Инга пригласила в гости чуть ли не весь пятый курс, на ее свадьбе не было ни дружков, ни подружек. Молодые супруги ждали гостей весь вечер, а к ним никто не пришел. Инге было горько и неприятно. У нее в сердце шевельнулось даже сомнение: а правильно ли она делает, собираясь без забот и волнений прожить жизнь за спиной мужа? Но эти сомнения недолго беспокоили Ингу. Уже на следующий день она забыла о них и успокоилась.

"Пусть они работают животноводами, зоотехниками, ветеринарами, пожалуйста, — думала Инга о своих бывших подругах, — пусть едут в Сибирь, на Алтай и ищут свое место в жизни. А я свое уже нашла. Куда иголка, туда и нитка".

1952 г.

РОТОЗЕИ

Петя Дракин был из молодых, да ранний. Не успели Петю назначить начальником отдела кадров, как в трамвайном парке стало происходить нечто непонятное. Лодырь Сапожков оказался включенным в список на премирование, а бездельник Кулиш начал продвигаться по служебной лестнице.

— Нашему начальнику стоит только позолотить ладонь, — хвалился Кулиш среди товарищей, — и он тебе любую должность предоставит!

— Неужто берет?

Как выяснилось позже, Петя Дракин не только брал взятки, но и принуждал подчиненных ему девушек к сожительству и творил много иных безобразий. На пятый или шестой месяц работы в трамвайном парке новый начальник был пойман с поличным. Комсомольцы не медля исключили взяточника из своих рядов, а суд приговорил его к четырем годам тюремного заключения. Как будто все. Преступник получил по заслугам, и мы могли бы забыть о нем, если бы сам Петр Дракин не напомнил о себе. Примерно года через два после суда из места заключения на имя секретаря горкома комсомола пришло письмо: "Прошу вашего ходатайства о моем досрочном освобождении". Письмо было подписано так: "Бывший участник войны, орденоносец, дважды раненный, трижды контуженный П. З. Дракин".

В этом письме все, от первого до последнего слова, было ложью. Дракин не был ни ранен, ни контужен, его никогда не награждали, ибо он никогда не был участником войны. Дракин врал не только о себе, но и о своих родителях. Так, например, о матери он написал, что она слепая, хотя у нее было отличное зрение, а об отце, — что он погиб в воздушном бою, в котором никогда не участвовал. Секретарь горкома Рухлянцев легко поверил всем этим басням и, не посоветовавшись с членами бюро, решил заступиться за Дракина. Однако Президиум Верховного Совета СССР, несмотря на ходатайство Рухлянцева, не стал делать поблажек прохвосту и оставил приговор суда в силе. Прошло еще полгода, и в горком пришло второе письмо — уже от "дважды орденоносца, трижды раненного и четырежды контуженного П. З. Дракина". Если бы Рухлянцев взял за труд сличить оба заявления, то облик Пети предстал бы перед ним во всей своей неприглядной красе. Но Рухлянцев и на этот раз действовал с непонятной легкомысленностью. В результате в Президиум Верховного Совета было направлено еще одно отношение из горкома комсомола. Президиум не внял и вторичному ходатайству. Петя Дракин вышел на свободу только после того, как отсидел положенный срок. Вышел — и сразу направил свои стопы в горком.