Рядом с Жюлем Верном
Шрифт:
Чем же объяснить согласие всемирно известного писателя поставить свою подпись под обеими книгами, принадлежащими после переработки фактически двум авторам?
В то время секретное соавторство маститого писателя с «невидимкой» было распространенным явлением. Например, Александр Дюма содержал целый штат помощников. Некоторые из них даже предъявляли ему судебные иски. Это стало достоянием гласности, однако не умалило его славы.
Письма Жюля Верна к издателю, восстанавливающие творческую историю всей колоссальной серии, не дают оснований предполагать, что он прибегал к подобным же методам. Правда, мы не можем
В этот период Жюль Верн нередко сетовал на усталость, признаваясь Этцелю, что ему все труднее и труднее придумывать яркие сюжеты. Между тем фабрика романов, именуемая «Жюль Верн», должна была работать бесперебойно. Читатели Франции и других стран привыкли получать ежегодно новые тома «Необыкновенных путешествий», приносивших наибольший доход фирме «Этцель и Ко». Желая облегчить Жюлю Верну его изнурительный труд, а также, разумеется, и в коммерческих целях, издатель «подбросил» ему несовершенные рукописи – «Наследство Ланжеволя» и «Южную звезду».
Издательская тайна раскрылась недавно и только благодаря тому, что архив Этцеля, имеющий огромную культурную ценность, попал в Национальную библиотеку.
Один из лучших фотопортретов Жюля Верна работы Надара (начало 80-х годов).
IV. Франсевиль и Штальштадт
Замысел «Пятисот миллионов бегумы» навеян живыми впечатлениями франко-прусской войны и Парижской коммуны. Война, как известно, кончилась отторжением от Франции ее цветущих провинций – Эльзаса и Лотарингии, а Коммуну – первое в мире пролетарское государство – подавили внутренние враги.
Решительное осуждение прусской военщины, милитаризма, захватнических войн сочетается в романе с утверждением прогрессивных общественных идей в духе французского утопического социализма.
На миллионы, доставшиеся в наследство от вдовы богатейшего индийского раджи бегумы Гокооль, которая «вторично вступила в брак с иностранцем Жан-Жаком Ланжеволем, французом по происхождению», в американском штате Орегон, поблизости один от другого, вырастают два города: прекрасный Франсевиль, воплощающий в себе идеалы свободы, равенства и братства, и зловещий Штальштадт, где люди не более чем винтики бездушной военной машины.
Строитель Франсевиля, человеколюбивый доктор Саразен, мечтает о всеобщем благоденствии. Все в этом городе радует глаз, помогает трудиться и отдыхать. Высшие завоевания научно-технической мысли находят практическое применение. Граждане Франсевиля пользуются равными правами на труд, на отдых и на участие в общественной жизни. Беспрепятственно попадают сюда политические эмигранты – свободомыслящие люди, преследуемые у себя на родине реакционными правительствами.
Франсевиль –
Основное внимание здесь уделено созданию наилучших условий для «гигиены тела и духа». Подробно рассказано об архитектуре, планировке, внутреннем распорядке и санитарных правилах, которым должны следовать жители города.
Мог ли Саразен ограничиться «гигиеническими» реформами? Сама жизнь натолкнула бы его на социальные преобразования, о которых мечтали социалисты-утописты. Но авторы об этом умалчивают, учитывая, возможно, цензурные трудности, а также требования Этцеля, не желавшего «дразнить гусей».
Куда детальнее обрисован Штальштадт, построенный человеконенавистником Шульце, которому удалось отсудить половину наследства бегумы и стать крупнейшим заводчиком – фабрикантом пушек.
Исследователи творчества Жюля Верна не раз высказывали предположение, что в образе Шульце изображен основатель «династии пушечных королей» Альфред Крупп, чьи заводы на протяжении многих десятилетий снабжали оружием германскую армию.
Предположение подтвердилось: Груссе, уступив Этцелю рукопись «Наследство Ланжеволя», взялся также снабдить его документальными фотографиями военных заводов Круппа. Затем на основе этих фотографий художник Леон Бенетт выполнил иллюстрации к роману.
С точки зрения Шульце, затея доктора Саразена построить идеальный город «противоречила самому закону эволюции, который обрекал латинскую расу на вырождение, на полное подчинение саксонской расе, а в дальнейшем на полное исчезновение с лица земли…
Впрочем, этот поединок в программе профессора Шульце отнюдь не стоял на первом месте: он только дополнял его другие, гораздо более обширные планы об истреблении всех народов, которые не захотят слиться с германской расой и посвятить себя служению фатерланду».
Как знакома нам эта гнусная фашистская фразеология, распространявшаяся в Пруссии задолго до Гитлера!
Желая уничтожить свободный Франсевиль, герр Шульце строит в сорока километрах от его стен бастион смерти – город Штальштадт с крупнейшими в мире военными заводами, где отливаются артиллерийские орудия всех образцов и всех калибров для Старого и Нового Света, но в первую очередь для Германии.
«Строжайшее разделение труда было доведено на заводе Шульце до последней степени совершенства и сжимало каждого в своих тисках». Производственные операции, за ходом которых наблюдают надсмотрщики по хронометру, выполняются с точностью до одной десятой секунды. «Железная дисциплина, привычка, приобретенная опытом, и ритмическая согласованность всех движений совершали это чудо». «От такого каторжного труда самый здоровый человек в какие-нибудь десять лет приходит в полную негодность!»
И здесь правильно уловлена и доведена до логического конца наметившаяся в то время тенденция – «усовершенствовать» с помощью научных методов потогонную систему эксплуатации рабочих. Такие «образцовые» капиталистические предприятия рекламировались уже в начале XX века.
Штальштадт рассматривается профессором Шульце как удобный плацдарм для завоевания мирового господства: «Вот мы уже устроились в самом сердце Америки. Дайте нам один-два острова недалеко от Японии, и вы увидите, как мы зашагаем по всему свету!»