Рядовой свидетель эпохи.
Шрифт:
Тогда же мне попался на глаза номер «Огонька» с цветной фотографией на обложке Игоря Чкалова, сына легендарного летчика, слушателя Военно-воздушной инженерной академии имени профессора Н.Е. Жуковского, голосующего на выборах в Верховный совет СССР. И идеально сидевшая на нем красивая авиационная форма, и знаменитая академия — все это пробудило во мне давнюю мечту об авиации. Об этой фотографии на обложке «Огонька» через несколько лет я вспомню еще не раз.
В этот же день я подал по команде рапорт с просьбой при первой же возможности направить меня в авиатехническое училище. Рапорт пошел по инстанции, но все уговаривали поступать в танковое училище. Объяснял, доказывал, что с авиацией связал себя еще до танковой школы. Долг перед Родиной выполнил непосредственным участием в боях. В конце концов, со мной соглашались.
А повседневная
Приятной неожиданностью был приезд в Бунцлау ансамбля песни и пляски Советской Армии А.В. Александрова. На открытой большой площадке состоялся концерт для личного состава всего танкового корпуса, кто не был в тот момент задействован по службе. Дирижировал сам руководитель ансамбля А.В. Александров. Я сидел на траве совсем рядом и с интересом наблюдал, как он дирижирует, напевая сам исполняемые песни. Запомнилась очень красивая мелодия кантаты, посвященной маршалу Рокоссовскому. В ней были такие слова:
«Рокоссовского славное имя
Не забудет народ никогда...»
К сожалению, наш народ, поддавшись дешевой перестроечной пропаганде, многое забыл, в том числе и выдающиеся ратные дела Константина Константиновича Рокоссовского, «маршала двух народов», как он был назван в одной из книг, посвященных его жизни и военной службе в Советской армии и на посту Министра обороны Польской народной республики. На этом посту он находился в годы 1949 — 1956 по просьбе правительства ПНР.
Роль К.К.Рокоссовского в обороне Москвы в октябрьские дни 1941 года была, по моим представлениям, одной из самых главных, если не самая главная. Он первым в кризисные дни начала октября того трагического года, когда наш Западный фронт в очередной раз потерпел катастрофу под Вязьмой, начал организовывать новую оборону из разрозненных частей, прорывавшихся из окружения, на открытых дорогах на Москву и прикрыл её с запада в самые опасные для судьбы Москвы дни. Этот предельно опасный для Москвы момент я подробно описал в своей книге. Демонстративно полузабыт сейчас и сам Александр Васильевич Александров, выдающийся советский композитор, автор мелодии вдохновенного гимна Великой Отечественной — «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой...», автор мелодии величественного гимна Советского Союза и нынешней России.
Поразило меня немыслимое: в первом томе «Советской военной энциклопедии», изданной в 1976 году (председатель главной редакционной комиссии — А.А. Гречко). Среди слов от «А» до «Бюро» нет А.В. Александрова. Очень кратко о нем упоминается лишь в большом статье «Ансамбль песни и пляски»... В противовес этому не иначе, как злонамеренному акту умалчивания, в малоизвестном словаре-справочнике «Великая Отечественная война 1941 — 1945» (составитель А.С. Галидан ) в очень краткой статье об А.В. Александрове (всего около 70 слов) сказано очень много об этом выдающемся человеке: «... народный артист СССР (1937), доктор искусствоведения (1940), генерал-майор (1943), профессор (1922). Член КПСС с 1939. В Сов Армии с 1928... Государственная премия СССР (1942, 1946)... Организатор и художественный руководитель дважды Краснознаменного ансамбля песни и пляски Сов. Армии».
Через два или три дня, когда еще не изгладились впечатления от концерта ансамбля А. В. Александрова, обескуражила весть в газетах: скоропостижно скончался руководитель Краснознаменного ансамбля песни и пляски Советской армии генерал-майор А.В. Александров. И у нас, только что с ним встречавшихся, острой болью отозвалась его смерть...
Вскоре проводили мы домой демобилизующихся наших старших боевых товарищей: Николая Казанцева, Сергея Слесаренко, Сашу Митькина, Гришу Гребенюка,... В подразделениях тогда официальных проводов не устраивали, не было для этого ни помещения, ни соответствующих атрибутов. Проводы официальные устраивались на сборных пунктах при больших штабах, где собирали
Уберегаясь от скуки, поступил я там в Бунцлау на курсы механиков- водителей танков, организованные в своей же бригаде, которая была теперь переименована в 183-й Танненбергский танковый полк, а 10-й ДТК в 10-ю Днепровскую танковую дивизию. Танк я знал хорошо, вождение тоже давно хорошо освоил, водил танк при всякой возможности, этому всегда способствовал механик-водитель нашего танка Николай Казанцев, имевший официальное почетно-профессиональное звание «Мастер вождения танков». Он перед отъездом даже написал обо мне статью в корпусную газету «За Родину» под заголовком «На больших скоростях», отметив в ней хорошее мое знание танкового двигателя и мое умение водить танк на больших скоростях. Назвал меня в качестве его преемника на должности механика-водителя танка. На курсы я поступил лишь для того, чтобы получить официальное удостоверение механика-водителя танка.
Но закончить эти курсы мне не пришлось, так как неожиданно в числе небольшой группы ветеранов, участвовавших непосредственно в боях, был назначен командиром танка Т-34. Это была первая после окончания войны замена офицеров — командиров танков на сержантский состав из фронтовиков. Начались сборы новых командиров танков, учения, интенсивные занятия, конференции по обобщению боевого опыта. Это отвлекло от повседневного однообразия, но вскоре мне пришлось расстаться со своими однополчанами навсегда.
ЗИГЗАГИ НА ИЗБРАННОМ ПУТИ
В сентябре 1946 года неожиданно пришла в корпус разнарядка направить одного человека из сержантского состава в авиатехническое училище. Удивительно, но очевидно, что кто-то среди кадровиков — авиаторов помнил, как много в начале войны авиационных специалистов направляли в танковые войска, где их потери были несравнимо больше, чем в авиации. Видно, поэтому теперь, после войны запросы авиационных училищ направлялись и в танковые войска. Поскольку мой рапорт лежал уже давно в отделе кадров корпуса, и я неоднократно о нем напоминал кадровикам, мне сразу и предложили поступить в это училище. Ехать надо было срочно, сначала в штаб нашей мехармии в город Валъденбург. Там, пройдя предварительные медицинскую и мандатную комиссии, получил я предписание прибыть во 2-е рижское авиатехническое училище. В предписании значилось, что со мной следуют туда еще два человека. Втроем мы и направились сначала в штаб Северной группы войск, в г. Лигница, а оттуда в Ригу через Вильнюс.
Итак, отклонившись от своего, намеченного еще в детстве, пути в авиацию почти на три года, побывав на войне, я снова вернулся на тот маршрут. Снова в раздумье, куда-то он приведет. В Риге узнали: — училище это по авиационному вооружению, чего я меньше всего ожидал. Хотелось приобрести такую авиационную специальность, которая годилась бы и для гражданской авиации и, вообще, для работы на «гражданке».
Потолкавшись среди авиамехаников различного профиля, приехавших поступать в училище, узнал, что есть очень хорошее, самое подходящее для меня, авиаучилище под Москвой в Серпухове. Там готовят специалистов по всем авиационным приборам, электооборудованию и радиооборудованию самолетов. Да, это — для меня, и я решил пробиваться туда. Экзамены в рижское училище все же я сдал, медкомиссию прошел, но на мандатной комиссии поступать в это училище отказался, откровенно рассказал о своем стремлении и попросил — нельзя ли меня направить в серпуховское авиаучилище. Такая моя просьба показалась комиссии, наверное, более, чем бесцеремонной, возиться с моей, отдельно взятой персоной, в этом училище не захотели и направили меня просто — напросто на рижский военный пересыльный пункт.