Рядовой свидетель эпохи.
Шрифт:
ПУТЕШЕСТВИЕ НА КАВКАЗ
По нашим денежным аттестатам нам выдали денежное содержание за два месяца вперед, кому сколько положено по прежней занимаемой должности. У меня, как у командира танка, должностной оклад был уже около 600 рублей. Это по тем временам были не пустые деньги. Для рынка они, правда, были слабоваты, но для товаров и услуг по государственным ценам, в том числе и билеты на железнодорожный и воздушный транспорт, который в стране стал действовать в интересах населения, деньги не были обесценены. У каждого из нас были и небольшие накопления. У меня, например, и фронтовой оклад, и послевоенный удвоенный, за счет полевой надбавки, шли на сберкнижку. Так что на отпуск деньги были. Кроме того при себе был продовольственный аттестат, который отоваривался на продпунктах,
Передо мной встал вопрос: куда поехать? С детдомом связи нет, он эвакуировался осенью 1941 года из Ростова-Ярославского куда-то в Пухлому, адреса нет. С Ростовом тоже никакой связи. В Рыбинск собирался заглянуть в конце отпуска, там у очень хорошего товарища по техникуму оставлены какие-то мои вещички, в том числе коллекция художественных репродукций, собранная совместно с С. Ивенским в детдоме и некоторые личные документы. Там в небольшом личном архиве лежала и единственная открытка от знакомой девушки из Ростова, присланная мне в Рыбинск в 1942-м году, очень тронувшая тогда меня. Единственный человек из детства, вспомнившая меня, неведомо как узнавшая адрес, приглашала к переписке. Эту возможность я глупо упустил, о чем жалел многие годы.
Расспросил новых моих знакомых, кто где служил до поступления в училище, советуясь, куда поехать. Собравшиеся в Серпухове служили везде: в Закавказье, в Средней Азии, на Черноморском побережье Кавказа, во многих других местах от Ленинграда до Комсомольска на Амуре. Посоветовали мне ехать в отпуск в Сухуми через Махачкалу, Баку, Тбилиси. Такой поезд тогда ходил. В Сухуми, расхваливали, тепло, много фруктов, вечная зелень, море.
Так и сделал — взял проездные документы до Сухуми с остановкой в Тбилиси. Снова большое путешествие на Кавказ, до Баку и дальше, но теперь уже с другой стороны Каспийского моря. Это был первый в моей жизни трудовой отпуск, и впереди интересное железнодорожное путешествию по Кавказу. Общий вагон и третья полка в нем — место не очень удобное для путешествующего, с билетами на дальние поезда, особенно на юг, тогда было очень сложно. То время — разгар послевоенного великого переселение народа: воссоединение семей, поиск родственников, разъезды демобилизованных, перемещения на юг в поиске
более легкой жизни и все другое тому подобное. Многие из средней полосы страны, разрушенной войной, подались в теплые края искать лучшей жизни, заработка, продуктов питания. Среди всей этой массы людей шныряют мелкие жулики, воришки, подозрительные дельцы. На остановках огромная масса людей высыпает на перрон за кипятком, к пристанционным базарчикам. Многие знают, на какой станции что можно дешево купить, советуют соседям по вагону.
Средняя полоса до Ростова на Дону не оставляла других впечатлений, кроме разрушенных городов, станционных здании, пристанционных базарчиков, где продавалось что-нибудь съестное. Чаше всего топленое молоко, ряженка, вареный картофель, соленые огурцы, домашние лепешки. Рыночные отношения на тех базарчиках были тогда настоящие. Цены разные, торгуешься, выбираешь то, что тебе по карману.
Северный Кавказ проехал ночью, в светлое время оказался на Каспийском побережье, у Махачкалы. Был конец декабря, где-то в дороге наступил новый год, 1947-й. Никаких эмоций по этому поводу никто в вагоне не высказал — каждый был озабочен своими делами. Каким-то он будет у меня?
Для страны год 1947-и будет тяжелым после неурожайного 1946-го. Союзники в помощи продовольствием отказали, требовали расплатиться золотом за поставки вооружения по ленд-лизу, развертывали холодную войну. Новый урожай дело поправил и в конце 1947 года была отменена карточная система снабжения населения, осуществлен обмен денег до определенной суммы, кажется, до 5000 один к одному, остальные — один к десяти, устанавливались также твердые государственные цены на все товары и продукты питания. Все цены были тщательно продуманы и сбалансированы. Постановление об отмене карточной сите- мы и введении единых цен на продукты питания, товары народного потребления были подписаны председателем Совета министров И. Сталиным. (Попробуй повысь их хоть на одну копейку...). По мере развития производства товаров и продовольствия в дальнейшем каждый год происходило снижение цен. Снижение цен по мере развития экономики, серийного производства товаров — процесс естественный, закономерный, понятный всем. Нынешнее
Пока ехали вдоль Каспия на всех станциях и полустанках продавалась вяленая рыба, лимоны, какие-то неведомые ранее кавказские фрукты. Вспомнилось, еще до войны читал в каком-то детском журнале о том, как группа пионеров из Артека были в гостях на даче у В.М. Молотова, и он угощал их селедкой с лимоном. Меня тогда такое угощение очень удивило. В моем тогдашнем представлении лимон — это что-то очень сладкое. Теперь вижу, у меня появилась возможность самому испробовать такой деликатес. Действительно, очень стоящая закусь, просто я раньше не знал вкуса лимона и первый раз в жизни ощутил его тогда в поезде на побережье Каспийского моря.
Это сейчас лимоны продаются в каждом фруктовой палатке, а тогда это была редкость в средней полосе. До Тбилиси дорогу помню плохо, в Тбилиси сделал остановку на несколько дней. Съездил в центр города, но никакого особого впечатления не ощутил. Кавказский горный пейзаж закрыт большими домами. Удивило, конечно, обилие среди зимы фруктов на большом тбилисском базаре. Вижу — многие едят кукурузные лепешки с красными помидорами. Не сразу узнал, что красные помидоры — это вовсе не помидоры, а японская хурма. Почему-то тогда на Кавказе хурму называли непременно японской хурмой. Удивили еще совершенно коричневые яблоки шафран. Сначала думал — это начавшиеся портиться или сильно подмороженные яблоки, потом вижу — все спрашивают — шафран да шафран. Попробовал — действительно очень вкусные яблоки. Позже я такой коричневый шафран нигде и никогда, в том числе и в Москве, не встречал.
В гостиницах в Тбилиси мест по нормальной государственной цене, конечно, не было, ночевал на вокзале. К вечеру, в какой троллейбус или автобус ни сядешь, везде мужчины навеселе, часто поют, общее радостное настроение. Грузины гуляют, наверное, еще с самого победного дня 9 мая 1941 года. Встречают демобилизованных, демобилизация армии растянулась на несколько лет, принимают гостей, бывших однополчан- фронтовиков.
После Тбилиси решил отклониться от маршрута, побывать в Батуми. Там, говорят теплее всего и фрукты очень дешевые. Для этого надо было сойти с сухумского поезда в Самтредии, где закавказская железная дорога разветвляется: одна линия идет на Сухуми, другая — на Батуми. В Самтредии в гостинице свободно, заночевал. Наслышался всяких разговоров о жуликах-картежниках и даже о заказных убийствах и ценах на такую услугу: сколько стоит солдат, сколько офицер. Точно цены не помню, но, помню, — небольшие. Тогда в существование такого промысла не поверил.
Батуми не понравился. Хотя и тепло, и фруктов дешевых много, но очень уж много везде народа. Кругом торговля с рук, какие-то сделки, постоянно спрашивают — что продаешь. Побродив день по городу, сел снова в поезд до Самтредии, там пересел на Сухуми.
В Сухуми, сойдя с поезда, узнал, где расположена гостиница, добрался до неё. То была центральная гостиница города — «Абхазия», узнал — места есть, но цены высокие, вышел и сел на лавочку на самом берегу и залюбовался бушующим Черным морем. Через некоторое время ко мне на лавочку подсела вышедшая из гостиницы хорошо одетая девица и на ломаном русском языке стала расспрашивать — откуда я, что здесь делаю. Рассказал ей, что отпускник, путешествую по Кавказу, только что с берега Каспийского моря, был в Тбилиси, очутился на Берегу Черного моря.
Услышав о Тбилиси, она сразу оживилась, стала очень разговорчивой. Ей явно хотелось попрактиковаться в разговоре на русском. Сказала, что очень любит Тбилиси, что она — дочь одного из руководителя польского государства, назвала знакомую фамилию, сейчас боюсь спутать: то ли Циранкевича, то ли Гомулки, то ли еще кого, только помню, фамилия, известная по газетам. В Тбилиси она учится в университете, а здесь отдыхает на каникулах. Судя по её каникулам — был уже конец января, я же свой счет дням потерял и ориентировался только тогда, когда попадалась в руки газета. Неоднократно выражая свое восхищение Тбилиси моя собеседница заявила: в Тбилиси за деньги можно сделать все, взорвать весь город и заново его построить. Разговор с ней надолго запомнился. Человек из другого мира, для которого деньги делают все. Всякое знакомство с иностранцами в то время до добра не доводило, и я, сославшись на то, что мне необходимо ехать на вокзал, брать билет на поезд, постарался побыстрее откланяться.