Рыбак из Внутриморья (сборник)
Шрифт:
А потому Шевек был абсолютно уверен теперь, что его стремление созидать, делать то, для чего он лучше всего годился, могло служить, согласно одонийской терминологии, оправданием любых его грядущих шагов. Ощущение чрезвычайной ценности выполняемой им работы он более не считал отсекающим его от товарищей, от общества, как думал когда-то. Напротив, уверенность в том, что его работа для общества важна, накрепко соединяла его с ним.
Он понял также, что человек, обладающий подобным чувством ответственности по поводу конкретного дела, обязан превзойти все испытания. Недопустимо рассматривать себя как простой инструмент
Именно это стремление к самопожертвованию и обнаружила в себе Таквер, когда была беременна. Она рассказывала об этом Шевеку с таким ужасом и отвращением к себе самой, потому что тоже была одонийкой, и разделение целей и средств ей тоже казалось лживым, недопустимым. Для нее, как и для него, конечной цели вообще не существовало и существовать не могло. Существовал процесс, и этот процесс был всем. Ты можешь идти в направлении обещанного или же, наоборот, от него, но нельзя пуститься в путь, а потом где-нибудь произвольно остановиться. Подобная сопричастность непрерывному процессу прибавляла всем одонийцам ответственности и стойкости.
А потому их взаимопонимание с Таквер, их душевное родство ничуть не пострадало за четыре года разлуки. Они оба очень страдали, но ни одному не пришло в голову избежать этих страданий, нарушить обет верности и взаимопонимания.
Ведь в конце концов, думал Шевек, лежа в тепле рядом со спящей Таквер, это огромная радость — сознавать, что они оба уже миновали период страданий, завершив тем самым формирование своей личности. Лишь пройдя через страдания, можно стать счастливым. Удовольствий можно иметь сколько угодно, и все же главная цель достигнута не будет. И ты никогда не узнаешь, что это такое: вернуться домой!
Таквер тихонько вздохнула во сне, словно соглашаясь с ним, и повернулась на другой бок, досматривая какой-то свой тихий сон.
Осуществление задуманного, думал Шевек, вот основная функция времени. Поиски удовольствий носят циклический характер, они без конца повторяются, они вообще находятся как бы вне времени. Любителя разнообразных и острых впечатлений, краткосрочных интрижек и приключений всегда выносит в итоге в одно и то же место. Такой путь конечен. Он неизбежно приводит к концу, к тупику, и должен быть начат снова. Это не путь и возвращение, не виток, но замкнутый цикл, запертая комната, клетка.
А ведь за стенами запертой комнаты расстилаются горизонты времени, там дух волен — при наличии удачи и мужества — создавать хрупкие, подвижные, фантастические пути, целые города верности и любви, в которых единственно и должны существовать люди...
И лишь там, в пределах этого широкого мира, включающего прошлое и будущее, верность и преданность, связывают время воедино, являясь главным источником человеческой силы, главным источником жизни вообще.
Оглядываясь на четыре года разлуки, Шевек не воспринимал их как потраченные впустую, но как часть того здания, которое он и Таквер строили своей собственной, общей теперь, жизнью. Главное — работать вместе со временем, а не против него, думал он. Время нельзя потратить зря, ибо даже боль и страдания не бывают напрасными.
Глава 11
УРРАС
Родарред, старая столица провинции Аван, славился своими башнями и шпилями,
Посольство планеты Земля расположилось в старинном Речном Замке, между хайвеем, ведущим в Нио, и рекой; среди могучих деревьев была видна только одна приземистая мрачноватая башня с квадратной крышей и узкими окнами-бойницами, похожими на прищуренные глаза. Четырнадцать веков выдерживали стены этой башни натиск вражеского оружия и непогоды. Темные сосны толпились вокруг, и среди них через крепостной ров был перекинут подъемный мост. В данный момент мост был опущен, ворота в замок открыты. Заросший зеленой травой крепостной ров, река, почерневшие от старости стены, флаг на вершине башни — все было влажным и поблескивало в тумане, пронизанном солнцем; колокола на башнях Родарреда только что отзвонили семь часов утра.
Внутри замка оказалась в высшей степени современная приемная, клерк, вышедший Шевеку навстречу, без стеснения зевал во весь рот.
— Вообще-то мы открываемся в восемь, — глухо и укоризненно пробормотал он.
— Я хотел бы видеть посла.
— Посол завтракает. Вам нужно было заранее записаться на прием. — Клерк вытер слезящиеся после очередного зевка глаза и наконец впервые как следует разглядел посетителя. Он явно был удивлен. Беззвучно пошевелив губами, он спросил: — А вы, собственно, кто? Откуда... и что вам угодно?
— Мне необходимо видеть вашего посла.
— Минуточку подождите, — сказал клерк. Выговор выдавал в нем выходца из Нио. Не сводя с Шевека глаз, он взял телефонную трубку.
Шевек заметил, как в ворота въехала машина, из которой вышли несколько человек в знакомых черных мундирах, металлические пуговицы и галуны блестели на солнце. Вдруг в приемную из глубины здания вошли, беседуя, два сотрудника посольства, одетые и выглядевшие довольно странно. Шевек одним прыжком обогнул стол секретаря и бросился к ним:
— Помогите мне! Скорее!
Они ошеломленно подняли головы. Один отступил назад и нахмурился. Второй, заметив группу людей в полицейских мундирах, схватил Шевека за руку и ледяным тоном велел:
— Ступайте сюда, — и втолкнул его в небольшой кабинет. Закрыв за собой дверь, он спросил: — В чем дело? Вы из Нио Эссейи?
— Мне необходимо переговорить с вашим послом.
— Вы один из забастовщиков?
— Меня зовут Шевек. Я с Анарреса.
Глаза землянина сверкнули, они у него были большие, ясные, умные, а лицо — черное, как уголь.