Рыцарь бесконечности
Шрифт:
Я пыталась утешить себя осознанием того что приобрела новых игроков для нашего альянса, но меня все равно грызло беспокойство. Пока мне не удастся сбежать, я ничего не смогу сделать, чтобы им помочь. Пока эта манжета на мне.
Я сказала Смерти:
— Я освобожусь от нее.
— Хотя у тебя, вероятно, хватит мужества, чтобы отгрызть собственную руку — от тебя всего можно ожидать — шансов избавиться от власяницы у тебя крайне мало.
Мои зубы застучали. Как обычно он не одел на меня ни
— Если ты так веришь в эту манжету, почему держишь меня в холоде? Почему не отдашь мое пальто?
— Ты думаешь, я сделал это, чтобы ослабить тебя?
— Разве нет?
— Нет, это для нашего удовольствия.
Мудак!
— Ты должна быть благодарна за власяницу, — сказал он, — с ней нет необходимости связывать тебе руки.
— Почему сейчас? Почему ты не одел ее на меня с самого начала?
— Моя броня хорошо мне служила — я предпочитал оставлять это неизменным. Плюс я не ожидал, что ты проживешь так долго.
— Ты, должно быть, очень высоко ценишь эти доспехи. В своем первом бою без них, ты был дважды ранен каннибалами. Готова поспорить, что под всем этим металлом, ты все еще истекаешь кровью, что, несомненно, поднимает мне настроение.
— Я исцелюсь от этих ран, как и от всех остальных.
Я нахмурилась:
— Ты регенерируешь как я?
Я услышала, как он тяжело вздохнул:
— Ты действительно ничего не помнишь обо мне? — его голос звучал почти… обеспокоенным этим обстоятельством.
Мэтью говорил мне, что показал воспоминания о прошлых играх, вместе с неким предохранительным клапаном, чтобы не дать мне увидеть их все сразу. Иначе я могла сойти с ума как он. Таким образом, это было моей страховкой:
— Я думала, что мы ничего не помним, только Дурак и действующий победитель знают о прошлых играх.
— А я думал, что наша борьба окажется незабываемой.
— Все, что я помню — это фрагменты, показанные мне Мэтью. Кроме того, почему я должна говорить тебе, что я помню?
— А почему я должен говорить, как быстро я исцеляюсь?
Туше.
— Прекрасно. Ты первый.
— Я исцеляюсь быстро, но не так, как ты. И у меня остаются шрамы, чтобы они напоминали мне о моих победах.
Таким образом, он имел силу, скорость, навыки и ускоренное исцеление?
— Я помню, как ты нанес мне удар мечом в пустыне, — призналась я. — Я помню, как сильно я хотела жить, но тебя это не волновало. Нет, пока ты не понял, что можешь касаться моей кожи. Ты сказал, что будешь ждать, когда мне станет лучше.
— Дурак больше ничего тебе не показал?
— До того, как ты попытался его убить? Нет.
— Если бы я хотел его убить, он был бы уже мертв.
— Естественно,
— Ты думаешь, что у меня не было возможности заставить твоего смертного бросить бессознательное тело Дурака на глубине? Парень уже был взбешен, спасая женщину, с которой он… спит. Все, что требовалось, это несколько порезов на твоей симпатичной плоти, или возможно удар по твоей сломанной руке. Он бросил бы Дурака, чтобы помчаться к тебе. Тогда я выпотрошил бы его, даже не посмотрев на тебя. — Отсутствующим тоном он сказал, — я сожалею, что не выпотрошил его.
— Джек, гораздо умнее, чем ты думаешь.
— Я думаю, он хитрый, как животное, но он, под твоим гипнозом. Он, по крайней мере, верил, что за то, что ты дала ему той ночью, стоило умереть.
— Ты отвратительный.
— Я просто констатирую факт.
— Мы с Джеком разделили намного больше, чем просто одну ночь, она стала лишь глазурью на торте.
Хватка Смерти на мне напряглась, как будто он ревновал. Что не имело никакого смысла. Я могла понять его притяжение — так как я была единственной девушкой, которой он мог касаться — но не могла понять его ревность. Не тогда, когда я знала, насколько он меня ненавидел.
— Все думают о тебе, как о ком-то типа матери-земли, — сказал он. — Они понятия не имеют, что ты — роковая женщина, больше чем Афродита, больше чем Деметра.
Бабушка тоже упоминала Деметру.
— Ты использовала смертного, чтобы он охранял тебя, пока ты не познала свои силы. Теперь он вышел из употребления.
— Я не использовала Джека. И мы воссоединимся. Так предназначено судьбой.
Рука Смерти сжалась еще сильнее.
— Не говори мне о судьбе.
— Я ни о чем не буду с тобой говорить, — сказала я ему, решив не говорить больше ничего.
Темнота приходила и уходила, дождь лил не переставая. Мы ехали до поздней ночи.
Так долго я не ездила на лошади со времен езды на старой кляче Аллегре. Джек и я отпустили ее, прежде чем мы сожгли Хэйвен, прежде чем пришла армия Юго-востока. Захватили ли они ее? Съели ее?
В конце концов, я начала клевать носом, ловила себя на том, что дремала на бронированной груди Смерти. Каждый раз я щипала себя за руки, кусала внутреннюю часть щеки, чтобы уменьшить сонливость. Бесполезно. Наконец, я отключилась, не знаю как надолго.
Я проснулась от треска в ушах. Без сомнения, расслабившись, я прижалась спиной к нему. Я выпрямилась в седле и подалась вперед.
Словно рефлекторно рука Смерти сжалась вокруг меня, четырех дюймовые шипы на его перчатке оказались около моей шеи.
— Следи за перчатками, Жнец.
— Они называются латные рукавицы — когда он отпустил меня, он случайно(?) задел мои новую манжету, посылая боль по моей руке.
Я зашипела, глаза заслезились. Но зная, как сильно он наслаждается моими страданиями, я отказывалась показывать ему больше.