Рыцарь без позывного. Том 1 и Том 2
Шрифт:
За спиной послышался громоподобное фырканье.
— Ты?! Ты?! Ты!!!
Неистовый рев заставил меня подпрыгнуть и выронить странный кристаллик.
Прямо возле дождевой бочки высился исполинский бородатый мужик — тот самый, что едва не ушатал меня магнитной дубинкой этим утром. В лунном свете его перекошенная в смеси гнева и удивления физиономия казалась еще страшнее.
Блеск крошечных поросячьих глазок недоумка, заставили непроизвольно сглотнуть.
— Это не то, что ты подумал! — только и смог воскликнуть я, опасливо отходя от трупа «предсказателя». — Он уже мертвый
Вечно во всякую фигню вляпываюсь! Даже домой нормально дойти не могу. А все из-за деда! Это он вечно талдычил, что «ничейный труп — твоя добыча».
— Верни! Верни! — вновь проревел слабоумный великан и, не дожидаясь ответа, ринулся ко мне, крепко хватая за больную руку и уже занося пудовый кулак.
Рефлексы опередили сознание, и колено крепко впечаталось в пах громилы. Не тратя времени даром и добавив ему кулаком по носу, я мигом высвободился и едва ли не вприпрыжку бросился из переулка.
Бодаться на кулачках с этим зверюгой — такая себе идея. Особенно в моем затраханном состоянии. А доводить дело до клинков слишком рискованно. Тем более, что к смерти его напарника я не имею никакого отношения. Только вот — хрена лысого кто в это поверит!
Стремглав выскочив из переулка на дорогу, я едва не врезался в марширующий строй каких-то бронированных мужиков. Один крупнее другого, все в красных плащах да с внушительного вида рогатинами…
— Что встал, раззява?! Дорогу князю!!! — рявкнул на меня предводитель колонны и тут же больно стукнул тяжеленным древком.
Не удержав равновесия, я шмякнулся на обочину и, болезненно растирая копчик, уставился на марширующих мимо северян. Четкая поступь полусотни красных сапог ритмично вторила стуку в ушах.
А! Теперь понятно, что за шум мне чудился.
Возникшее облегчение за собственное сердце было прервано парой блестящих глаз, зыркающих на меня из переулка на другой стороне дороги. Лишь марширующая колонна крепких северных мужиков отделяли мою жопу от многочисленных «вопросов» разъяренного бородача. Походу, он твердо убежден, что именно я грохнул его дружка. В принципе, логично… Не такой уж он и слабоумный, к сожалению.
Облизнув засохшие губы, я поднялся на ноги и поспешил скрыться за ближайшим зданием. Какие бы чудеса дедукции этот громила не показывал, а мой дом не сыщет. Уж я постараюсь!
* * *
Подземный барак полнился басовитым храпом, сонным бормотанием и целым букетом причудливых ароматов.
Этой ночью к мужчине снова приходили образы скользкого от пота древка, блестящего лезвия, хруста чужой шеи и пары влажных янтарных глаз, следящих за ним из толпы. Поведя носом и испытав приступ ностальгии, бородатый северянин поднялся с кровати, нашаривая в свете промасленной лучины свои парадные сапоги.
— Ну и дух стоит — хоть топор вешай… — пробубнил десятник, в густые усы, обращаясь то ли к ярко красным сапогам, то ли к чисто выстиранным портянкам.
Наскоро обувшись и накинув плащ, он растолкал своего подопечного, мирно сопящего на соседнем топчане. Молодой мужчина, еще не успевший обзавестись настоящей бородой, резко вскочил и, не помня себя спросонья, принялся спешно одеваться, гремя кольчугой и роняя сапоги.
— Та не торопись! Всю сотню перебудишь спозаранку! Час ранний — петухи не пели, так что не спешай… — осадил новобранца десятник и убедившись, что его слова услышаны, отправился к узкой каменной лестнице.
При подъеме на первый этаж он едва не столкнулся со спускающимся караульным. Тот, увидав бодрого десятника, усмехнулся в пышные усы и подивился его самостоятельному пробуждению.
— Это вас, молодых, все на боковую тянет. А нам, старикам, спать уже некогда… — отмахнулся «старик» и, огладив едва тронутую сединой шевелюру, уселся за широкий стол.
Сквозь каменные бойницы проникал лишь тусклый свет уличных фонарей и если бы не разожженная караулом печь, то десятник не смог бы разглядеть даже поданную ему ковригу с капустной похлебкой.
Аккуратно приняв черствый хлеб с выдолбленной полостью, северянин взялся за завтрак. Капуста и свинина оказались слегка разварены, но аппетит портила не стряпня караула, а переливающийся в свете печи бердыш. Остро заточенное лезвие пробуждало неприятные воспоминания в сознании городового. Слишком часто ему приходилось сталкиваться с подобным оружием. Порой в качестве палача, порой жертвы.
Десятник не обвинял молодого напарника в излишней жестокости, проявленной вчера к молодой хрупкой девушке. Он разделял его горе и понимал жгучую жажду мести, терзающую юношеское сердце. Убитые матери, поруганные сестры, сожженные дома, и погибшие на плахе братья до сих пор будоражили северную кровь, требуя мщения. У каждого земляка старше двадцати найдутся схожие истории.
Десятник не мог похвастаться грамотой или ученостью, но это не мешало понимать, что вековые раны Бурого простора будут заживать еще не одно поколение. И покуда в памяти северян не растворятся совершенные над ними преступления — ни о каком-то примирении, и мечтать не стоит.
На юге те времена носили множество названий. Кто называл это усмирением, кто искуплением, — но кровь пахнет кровью, а рабство остается рабством, как не обзови.
В отличие от большинства городовых в Грисби, десятник помнил времена до восстания. Помнил, какой суд вершили южане над Простором, помнил как оказался в шаге от смерти, когда его голова коснулась плахи и помнил низкий, до боли в висках, гул боевого рога. Стоило ли удивляться, что чудом уцелевший и обуреваемый гневом юноша, немедленно присоединился к восстанию? Что вместо траура по загубленным сестрам и слез о сожженном доме, он предпочел месть и кровь?
За век под гнетом захватчиков, в Просторе то и дело вспыхивали мятежи. Из-за голода, из-за жадности южан, от отчаяния и нищеты. Каждое из них тонуло в топоте и ржании закованных в сталь лошадей. За сотню лет ни один мятеж не принес ничего кроме горя и новых поборов южных лордов. Все больше юных дев угоняли за мост, все сильнее трещали оси перегруженных южных обозов, все разрастались горы вывозимых руд и драгоценностей, усеянный потом и кровью северян. Цены и жадность южных торгашей росли столь же скоро, сколь и запреты на охоту да возделывание полей.