Рыцарь для дамы с ребенком

Чалова Елена

— Да? Вы меня не так поняли.

— Да? (Черт, и эта дразнится.) Надеюсь. А теперь скажите мне: вы к тете Рае?

— Да.

— Ну так и идите.

Мегера. Лифт опять не работал. Доктор влез на шестой этаж. Тетушка уже стояла у двери.

— Марк, мой мальчик! Что бы я без тебя делала? — Тетушка любит патетику. Потом она заглянула в сумку, которую он водрузил на стол в кухне, и жизнерадостно добавила: — Может, я похудела бы.

Через некоторое время, поставив рыбу в духовку, доктор смешал кампари с грейпфрутовым соком, высыпал в высокие стаканы побольше льда — кубики так приятно звенят друг о друга и о стекло — и сел в глубокое кресло в гостиной, наконец-то вытянув ноги.

Тетя Рая сначала поучала работающего в поте лица Марка, что он должен был бы сделать с той несчастной кефалью, если бы и впрямь умел готовить. Сама она при этом не проявила ни малейшего энтузиазма поучаствовать в процессе. Теперь тетушка пристроилась напротив и принялась снабжать его информацией — совершенно ненужной, между прочим, — о личной жизни Светланы. Вернее, об отсутствии таковой.

— И вот она работает и работает. Ты не поверишь, девочку из школы иногда забирает телохранитель — этот жлоб здоровый, Иван кажется. Ужасно невоспитанный — ни тебе здрасте, ни тебе до свиданья. Я уж ей говорю: давай, пусть девочка приходит ко мне — все веселее, чем одной дома сидеть. Я и покормлю. Так ты не поверишь — я, говорит, тогда буду вам платить как няне. Ой, я прямо смеялась. Деточка, говорю, мой муж был порядочный человек и не мог позволить, чтобы его жена плохо жила. Я не богачка, да и зачем оно мне? Но я могу и сама тебе заплатить эти несчастные пять долларов в час просто за удовольствие поболтать с такой милой девочкой. Вроде она поверила, что я не бедствую, так что теперь мы с Настей то плюшки печем, то она мне математику свою объясняет.

— Да? То есть ты сидишь с ее ребенком?

— А с чьим мне сидеть? У тебя детей нет, все не порадуешь. На лавочку с бабками — не хочу. Они мне все про свою пенсию да про то, что Лужков двадцать рублей прибавил, да тут же квартплата и поднялась — подумайте, благодетель какой!

— Благотворительностью, значит, занимаешься?

Тетушка фыркнула:

— Я занимаюсь тем, что доставляет мне удовольствие. Настенька мне нравится, и я даже убедила ее, что надо есть суп. Я очень убедительно говорю. Не поверишь, на рынке на прошлой неделе уговорила этого черного, носатого, что по таким деньгам помидоры не бывают, по таким деньгам бывает икра…

Молодой человек впал в сонное оцепенение. Словно ему снова девятнадцать, и он пришел к тетушке «за покушать», а она все говорит, говорит… Обстановка в ее квартире не изменилась совершенно. Это все были реликвии прошлой жизни, дорогие не столько ценой, сколько памятью.

Собственно антиквариата было немного — кофейный сервизик, неполный, пара серебряных подсвечников и стаканчиков, какая-то шкатулочка, кажется табакерка кого-то из братьев царя Николая, и сервиз кузнецовского фарфора. Мебель тетушка выбирала сама, дядя был не в восторге, но смирился. Она достала (помните это слово? Кто не знает, спросите у мамы или бабушки) румынскую или чешскую? Вкус у нее всегда был несколько… Короче, она купила диван, обитый синим плюшем, и самую помпезную стенку, какую только можно было достать во времена дeфицита. Небольшая квартира с трудом вместила изделие дизайнеров из тогда еще братской демократической республики. Со временем здесь ничего не изменилось. Лет через двадцать эта обстановка, наверное, тоже будет восприниматься как антикварная.

Рыбу тетя и племянник съели, от кампари плавно перешли к коньяку. Совсем по чуть-чуть и исключительно в лечебных целях — надо было снижать давление. Тетушка свято верила, что лучшее лекарство от гипертонии — рюмка-две армянского коньяка. Уж не знаю, то ли вера помогала, то ли коньяк, но к девяти часам давление у нее приобрело более приличный вид, и Марк стал собираться.

— Марк, мальчик мой, я хотела тебя спросить: тебе

какой сервиз подарить на свадьбу — японский или кузнецовский?

Племянник опешил:

— На какую свадьбу?

— Ну когда-нибудь ты же женишься? Мне вчера звонила Валечка, ну ты знаешь, Симина дочка, она выходит замуж. Они пригласили меня на свадьбу. Я спросила, что ей подарить, Сима сказала, что молодым нужна посуда. Не пойду же я покупать это новомодное барахло, которое по деньгам.

Марк всегда знал, что у родственников губа не дура, но что до такой степени… Сначала хотел сказать: какой хочешь. А потом подумал: какого черта. «Женюсь я явно не скоро (ах, Марина, Марина) и ведь точно знаю, что японский сервиз тетушкин любимый. Дядя Миша привез его с какого-то конгресса стоматологов в Токио бог знает в каком году. Чашечки, желтоватые, легкие, расписанные то ли камышами, то ли бамбуком нефритового цвета, просвечивали насквозь. Блюдечки походили на лепестки чайных роз. Звук, который раздавался, когда чашечку ставили на блюдечко, напоминал звон колокольчиков где-то далеко, наверное в японском храме на горе Фудзияма. (Если там есть храм.) Пусть меня сочтут жмотом, — решил Марк. — Не хочу, чтобы это чудо досталось Валечке, которая будет кушать селедку с этих тарелок. Их должны касаться нежные и тонкие пальчики какой-нибудь гейши. А раз гейши нет, то пусть стоит в шкафу у тети Раи. А мы с ней будем им любоваться».

Все это он не постеснялся вкратце изложить тетушке. Она пожурила мальчика за нелюбовь к родственникам, но выбор его одобрила.

Домой доктор добрался не поздно. Все шло нормально, но привычка оглядываться и избегать малолюдных мест не оставляла его. Вообще-то мамаше, должно быть, удалось скрутить Вику, потому что никаких инцидентов не было, если не считать спущенных шин (все четыре), которые он обнаружил, выйдя с работы. Жалко, конечно, и резина недешева… Но что есть деньги, в конце концов? Тлен и суета. Дай нам, Господи, здоровья, а остальное мы и сами купим…

С физическим здоровьем все было более или менее, но вот душевное равновесие…

Катерина — с ее стороны Марк никак не ожидал подвоха — прибегает утром в кабинет и с таинственным видом говорит:

— Угадайте, Марк Анатольевич, что у меня для вас есть?

Он уж обрадовался и спрашивает:

— Мама пирожки с мясом пекла?

— Фу, — наморщила носик девица. — Все мужики одинаковые — только о еде и думают. Вот. — Она помахала в воздухе узким длинным конвертом. — Это вам.

— От кого?

— Секрет.

Доктор моментально отдернул протянутую было руку. Катя опять принялась хихикать и продолжала:

— Ну что же вы испугались? Вот не думала, что пациентки записочки писать будут. Берите и читайте, не мучайте бедную девочку…

Марк, должно быть, побледнел, потому что Катя вдруг перестала смеяться и удивленно спросила:

— Что с вами?

— Это… это тебе Вика дала?

— Да.

Господи! Ну надо же! Мужику стало нехорошо.

Чертова кукла! Ну почему ему досталась такая безголовая медсестра? Надо было соглашаться на Серафиму Петровну. Страшная, старая, вредная, но уж письма бы дурацкие точно таскать не стала.

— Катерина! Ты в своем уме?

— А что я сделала-то? — Девица хлопала на него глазами. Тоже мне купидон…

— Если хочешь знать, ее мамаша грозилась меня убить, если я подойду к Виктории ближе чем на два метра. Уж не знаю, что эта девчонка вбила себе в голову, но я записки ее читать не буду и вообще хочу, чтобы меня оставили в покое! Ты поняла? Ты подвергаешь опасности мою жизнь!

Кажется, он слегка переборщил, но не нарочно, от страха, должно быть. Катя вылетела из кабинета, хлюпая носом, и до конца дня была трогательно заботлива.