Рыцарь (др. издание)

Смирнов Андрей Владимирович

— До Луи ты ещё успеешь добраться, — порадовал Рено барона. — Пусть он сначала единственный раз в своей жизни сделает доброе дело.

— И какое же это он доброе дело намеревается сделать? — проворчал Родриго. — Повеситься?

— Так вот и слушай. Пока вы там, — обстоятельно начал аббат, посмотрев при этом почему-то на меня, — защищали этого дьяволопоклонника Бернарда и зло от зла уберегали зачем-то, мы со смирением и молитвой, напротив, из зла добро извлечь постарались — и с Божьей помощью достигли в том успеха. Ибо истинно — сколько ни злобствует сатана, всё равно окажутся все его козни только к славе Божьей… Так вот… Пока Луи ломился в двери дома Господнего,

позарившись на какие-то выдуманные монастырские сокровища, которых, как известно, у нас нет и не было, мы не раз и не два смиренно призывали его перестать чинить разбой и с миром уйти восвояси. Луи, однако, слушать нас не желал, а только усиливал натиск. Впрочем, и братия, стоявшая за святое дело, не отступала. Когда же был спрошен Луи, отчего он, позабыв о страхе Божием, не боится и гнева светских господ, под покровительством которых находится монастырь, он нам на это ответил так: «Не опасаюсь я их, потому что солдат у Бертрана мало и нападать он на меня не осмелится, а что до барона Родриго и виконта Рауля, то в отъезде они, и это-то мне хорошо известно. А вернутся они не скоро, потому что обязательно пропьянствуют не менее недели на робертовских поминках. А потому время у меня есть и торопиться мне некуда».

Услышав это, братия приуныла, ибо ворота уже начали потихоньку поддаваться под ударами тарана… И стрелами их, окаянных, не взять никак — ибо ломились они в монастырь под покровом ночной темноты.

— Негодяи! — воскликнул Родриго. — Нападать ночью!..

— Рутьеры, что с них взять, — пожал плечами аббат. — Однако я продолжаю. Как только стало нам ясно, что помощи ждать неоткуда, начали подумывать о том, чтобы от Луи откупиться. Кое-какие средства у нас имелись, но… очень уж не хотелось нам эти деньги разбойникам отдавать. Ведь мы сколько времени их собирали… Не для себя собирали! Нет! Ради святого дела старались — хотели золотом Пресвятую Деву украсить, чтобы сердца людей, кои смотреть на неё станут, смягчались и умилялись и чтобы проступала на них роса истинной веры… И вот тогда брат Максимилиан говорит: «А давайте, братья, иначе поступим. Дадим им немного денег и займём каким-нибудь делом, обещав по исполнении его — вторую половину. Сами же пошлём гонца в Монпелье… А там, глядишь, и Родриго с виконтом вернутся». Мысль эта пришлась всем по душе. Поторговавшись с Луи, заключили мы с ним соглашение…

— С этим разбойником!

Рено успокаивающе похлопал барона по руке:

— Разбойник он или нет, но согласился выполнить одно дело, которое вам, барон, давно надлежало сделать самому. И мы Луи за это даже половину грехов отпустили… Впрочем, от светского наказания покаяние его всё равно не избавляет.

— Это вы о каком деле говорите? — нетерпеливо бросил барон.

— Я говорю о труде на ниве Господней, — назидательно произнёс аббат.

— Ха-ха-ха!.. — Барон схватился за бока. — Вы что, проповедовать его послали?

— Вовсе нет, — всё тем же назидательным тоном продолжил аббат. — Ибо работа на ниве Господней не в одном лишь рассеивании зёрен Слова Божьего состоит, но и в корчевании плевел, коих в графстве Тулузском в последние годы произросло количество неимовернейшее…

— Но какой же именно сорняк вы поручили ему выкорчевать?

Аббат кротко улыбнулся:

— Мы не раз, барон, просили вас вспомнить о своём христианском долге. Мало того, что вы терпите на своих землях эту Севеннскую Общину…

— Рено! — возмутился барон. — Эта деревня принадлежит Роже!

Аббат насмешливо посмотрел на Родриго.

— А я вот слышал, что в споре с Роже вы называли эту деревушку своей собственностью и утверждали,

что у вас имеется даже дарственная на этот участок земли…

— Проклятье! Так оно и есть!

Аббат продолжал молчаливо усмехаться.

— Эта дарственная была дана моему отцу отцом Роже незадолго до его смерти, — объявил Родриго. — Я не знаю, почему мой отец не воспользовался ею и не заявил свои права. Но когда я нашёл в его кабинете эту бумажонку, я поехал к Роже, чтобы уладить с ним это дело. Однако Роже за давностью лет мои права признавать отказался. Ни вызвать его на поединок, ни судиться с ним я не мог — он всё-таки мой сеньор…

— …и в результате с этой деревни поборы стали брать и вы, и он, — закончил аббат. — Родриго, мне эта история известна лучше, чем вы думаете. Так вот, сын мой: мало того, что вы терпите эту еретическую общину, вы ещё вдобавок позволяете на границе своих владений обитать какой-то ведьме!

— Это вы про Чёртов Бор говорите?

— Именно.

Я стал прислушиваться к разговору с вдвое большим любопытством.

— Хочу вам сказать, Рено, — промолвил Родриго, наливая себе вина из нового кувшина, принесённого молоденьким монашком. — Хочу я вам сказать, собственно, вот что. Деревня эта тоже не моя. Принадлежит она рыцарю Себастьяну…

— …который погиб в Крестовом походе…

— …оставив после себя жену и сына…

— …а жена у него еретичка…

— …а меня это не касается, потому что Себастьян был вассалом епископа Готфрида! Вот так-то, Рено! И ведьма эта — Готфридова забота, а уж никак не моя. И если наш епископ её терпит…

Аббат поморщился:

— Родриго, вы прекрасно знаете, что представляет собой нынешний епископ Эжля. Терпит!.. Да ему наплевать, что в его вотчине творится, лишь бы выпивка на столе да молодка в постели.

— А мне-то что за забота?

— А то, что долг каждого христианина… Впрочем, мы с вами уже говорили о том, в чём состоит сей долг.

— Да! Беседовали! И снова я вам скажу то же, что и раньше говорил. Подойдёт моё время — поеду в Палестину. А со старухами и дураками сражаться не буду. Бесчестье это!

Родриго помолчал и добавил:

— Да и не с руки мне с Готфридом ссориться. Не хочу его обижать.

— Уже не обидится, — сообщил аббат, пригубив вино из своего кубка.

У меня в желудке противно похолодело. Я, кажется, начал кое-что понимать…

— Как так? — не понял барон.

— Помните, что я вам говорил относительно того, как добро из зла нам извлечь удалось? — Аббат так и лучился от удовольствия. — Разбойника Луи мы в Чёртов Бор послали. С обязательством, чтобы он нас от этой ведьмы избавил.

— И что ж, Рено, ты думаешь — Луи своё слово сдержит?

— А отчего бы ему своё слово и не сдержать? Ведь только задаток мы ему дали, вторую половину и полное отпущение грехов пообещав по окончании. А чтобы не ошибся Луи деревенькой-то — на то брат Максимилиан с ними пошёл.

— Как же мы с ними разминулись?.. — пробормотал барон, нахмурившись.

— Так они, скорее всего, через лес пошли. Мы выждали время — и сразу же послали гонца в Монпелье. Пока Луи будет сидеть в Чёртовом Бору, жиреть на крестьянской свинине и мечтать о том, что теперь-то у него со всеми властями мир да любовь, так тут-то его и…

— Ловко придумали, — хмыкнул барон. — Ловко, ничего не скажешь.

— А по-моему, это подлость.

Родриго и аббат пристально посмотрели на меня. Взгляд у Родриго был пустой и тёмный — он уже порядочно успел набраться. Аббат, который выпил меньше, смотрел холодно и цепко. У Жана, сидевшего за одним столом с нами, отвалилась челюсть.