Рыцарь Семи Королевств (сборник)
Шрифт:
– Может, оно и верно, милорд, но вышло все так, а не иначе. Зачем себя мучить? Это все давно быльем поросло, и вас помиловали.
– Помиловали, да. Тех, кто склонил колено и предоставил ему заложников в знак грядущей верности, Дейерон простил. Я выкупил свою голову жизнью дочери. Алисанне было семь, когда ее увезли в Королевскую Гавань, а умерла она в двадцать, Молчаливой Сестрой. Я однажды ездил в город ее повидать, а она ни слова не захотела сказать родному отцу. Королевское милосердие – дар, несущий в себе отраву. Дейерон Таргариен оставил мне жизнь, но отнял гордость, мечты и честь. – Его рука дрожала, и красное вино плескало из
В его сердце черный дракон еще жив, понял Дунк.
– Милорд, – сказал Эг, вошедший, когда старик говорил о смерти. Сир Юстас посмотрел на него так, словно видел впервые.
– Да, паренек? Что тебе?
– Прошу прощения… но Горячая Вдова сказала, что вы примкнули к мятежникам, чтобы отнять у нее замок. Это ведь не так, правда?
– Замок… – смутился старик. – Дейемон обещал мне Холодный Ров, да… но воевал я не ради награды.
– Ради чего же тогда? – спросил Эг.
– Ради чего… – нахмурился Осгри.
– Зачем вы стали изменником, если не ради замка?
Сир Юстас долго смотрел на Эга и наконец ответил:
– Ты еще мальчик. Тебе не понять.
– Я постараюсь.
– Измена – это всего лишь слово. Когда двое принцев дерутся за стул, на который только один из них может сесть, и лордам, и простым людям приходится выбирать между ними. А после битвы победителей провозглашают верными, побежденных же – мятежниками и предателями. Вот и меня постигла такая участь.
Эг подумал немного.
– Да, милорд… но ведь Дейерон был добрый человек. Почему вы выбрали Дейемона?
– Дейерон… – Старик выговорил это невнятно, и Дунк сообразил, что он сильно подвыпил. – Дейерон был хилый, узкоплечий, и брюшко у него подрагивало при ходьбе. Дейемон отличался гордой осанкой, и живот у него был плоский и твердый, словно дубовый щит. И драться умел на славу. Любого рыцаря мог побороть на копьях, топорах или дубинках, а уж с мечом это был сам Воин. С Черным Пламенем в руках он не имел себе равных – будь то хоть Ульрик Дейн с Мечом Зари или Рыцарь Драконов с Темной Сестрой.
Человек познается по его друзьям, Эг. Дейерон окружал себя мейстерами, септонами и певцами. Женщины вечно шептали что-то ему на ухо, и дорнийцы толклись у него при дворе. Как же иначе, если он уложил дорнийку к себе в постель и продал свою милую сестру принцу Дорнийскому, хотя любила она Дейемона? Дейерон носил то же имя, что Молодой Дракон, но сына от жены-дорнийки он назвал Бейелором в честь самого слабого из королей, когда-либо занимавших Железный Трон.
Дейемон набожен был не более, чем это прилично королю, и вокруг него собрались все великие рыцари королевства. Лорду Красному Ворону очень хотелось бы, чтобы они были забыты, и он запрещает нам петь о них, но я-то помню. Робб Рейн, Гарет Серый, сир Обри Амброз, лорд Гармон Пик, Черный Бирен Флауэрс, Красный Бивень, Огненный Шар… Жгучий Клинок, наконец! Где еще, я вас спрашиваю, собиралось столь благородное общество, где вы еще найдете столько героев?
Ты спрашиваешь, почему, мальчик? Да потому, что Дейемон был лучшим из двух. Это и старый король понимал. Недаром он отдал меч Дейемону Черное Пламя, клинок Эйегона Завоевателя, которым со времен Завоевания владел каждый король из рода Таргариенов… он вложил этот меч в руки Дейемона в тот самый день, когда посвятил его, двенадцатилетнего, в рыцари.
– Мой отец говорит, что он сделал это, потому что Дейемон был бойцом, а Дейерон нет, – сказал Эг. – Зачем дарить лошадь человеку, который не ездит верхом? Меч – еще не королевство, сказал отец.
Рука старого рыцаря дернулась, и вино снова выплеснулось из чаши.
– Твой отец глуп.
– Нет, не глуп.
Лицо Осгри исказилось от гнева.
– Ты задал вопрос, и я на него ответил, но дерзость я терпеть не намерен. Вам следует почаще бить этого мальчика, сир Дункан. Его манеры оставляют желать много лучшего. Если вы хотите, чтобы я сам потрудился над ним, я это сделаю…
– Нет, – перебил Дункан, – не сделаете. Теперь уже ночь, но как только рассветет, мы уедем.
– Уедете? – повторил пораженный сир Юстас.
– Да. Мы покидаем Оплот и отказываемся от службы у вас. – «Вы лгали нам, – добавил про себя Дунк. – Называйте это как хотите, с честью это несовместимо». Дунк снял с себя плащ, свернул и положил старику на колени.
– Женщина предложила взять вас к себе? – прищурился Осгри. – Вы покидаете меня, чтобы лечь в постель с этой шлюхой?
– Не знаю, кто она – шлюха, колдунья, отравительница или честная вдова. Мне нет до нее дела, чем бы она ни была. Мы едем на межи, не в Холодный Ров.
– На большую дорогу, вы хотите сказать. Подкарауливать добрых людей. – Чаша выпала из дрожащей руки старика и покатилась по полу, расплескивая вино. – Что ж, убирайтесь. Вы мне не нужны. Я жалею, что принял вас в дом. Убирайтесь!
– Как скажете, сир. – Дунк сделал знак Эгу, и они вышли.
В эту последнюю ночь Дунку хотелось быть как можно дальше от Юстаса Осгри, поэтому легли они в подвале, вместе с доблестным войском Оплота. Ночь выдалась беспокойная. Лем с красноглазым Пейтом храпели – один громко, другой непрерывно. Через люк, из еще более глубоких погребов, несло сыростью. Дунк ворочался на колючей соломе, то засыпая, то пробуждаясь. В лесу его покусала мошкара, в соломе обитали блохи, и он все время чесался. Скорее бы уйти отсюда, думал он, подальше от старика, сира Бенниса и всех остальных. Пора, пожалуй, свозить Эга в Летний Замок, к отцу. Он скажет ему об этом утром, когда башня останется позади.
Утро, однако, казалось очень далеким. В голове у Дунка кишели драконы, черные и красные, шахматные львы, старые щиты, поношенные сапоги, ручьи, рвы, плотины и непонятные для него пергаменты с королевской печатью.
Присутствовала там и она, Горячая Вдова, Роанна – ее веснушчатое лицо, тонкие руки, длинная рыжая коса. Из-за этого он чувствовал себя виноватым. Ему должна сниться Тансель, а не вдова – Тансель по прозвищу Длинная, но для него в самый раз. Она раскрасила его щит, а он спас ее от Огненного Принца, но еще до назначенного ему испытания Тансель исчезла. «Она не хотела видеть, как я умру», – твердил себе Дунк, но наверняка он этого знать не мог. Он туп, как чурбан – одно то, что ему лезут в голову мысли о Горячей Вдове, это доказывает. Тансель только улыбалась ему, он ни разу к ней не притронулся и ни разу ее не поцеловал, даже в щеку. Зато вдова к нему притронулась, да еще как – так, что губу раздуло. «Не будь дураком, чурбан, она не про таких, как ты. Она слишком маленькая для тебя, слишком умная и ох как опасна».