Рыцарь света
Шрифт:
Вид у герцогини был серьезный, даже суровый. Но все она же улыбнулась, завидев морской румянец на обычно бледных щеках саксонки, ее распушенные и завившиеся в крупные локоны кудри. Взяв Милдрэд под руку, она повела ее вдоль линии прибоя и стала рассказывать последние новости. Милдрэд узнала, что за последние месяцы принц Юстас осадил две лучшие крепости на северном побережье Нормандии — Арк и Се, причем бок о бок с ним воевал средний из Плантагенетов, Жоффруа Анжу (имя Жоффруа аквитанка Элеонора произносила на южный лад — Жоффрей). Но не о Жоффрее она сейчас вела речь, хотя и посетовала, как ее супруг огорчен тем, что
— Вы хотите отдать меня Юстасу? — ахнула Милдрэд, чувствуя, как у нее голова пошла кругом. Она даже пошатнулась, и Элеоноре пришлось ее поддержать.
— Что с вами, дитя мое? Вы словно самого сатану увидели. Успокойтесь. Пока мы не намерены соглашаться с условиями Юстаса, да и освободить Хорсу для него сейчас важнее, чем вернуть вас. Ибо он откуда-то знает, что вы в Кане живете скорее как наша гостья, а не узница. Отсюда мой вопрос: откуда Юстас узнал об этом? Кто его оповещает?
— Ну уж никак не я, — молвила Милдрэд, глядя, как лучи закатного солнца золотят воды моря. Они были столь яркими, что от их блеска на ее глазах появились слезы. Или это были слезы облегчения?
И Милдрэд стала уверять, что с момента своего пленения не имеет связи с принцем Юстасом и даже счастлива, что так сложилось.
— Но ведь Юстас Английский обещает вам высокое положение, почет и… как ходит молва, хочет однажды сделать вас королевой Англии… Это ли не повод, чтобы вернуться к нему?
И так как Милдрэд не ответила, герцогиня сухо сказала, что пусть миледи не надеется на это. Пока Юстас нуждается в поддержке Людовика Французского, он не подумает поднимать вопрос о разводе с Констанцией. И, видя, что та продолжает отмалчиваться, герцогиня неожиданно сообщила ей про Авису. Дескать, ей стало ведомо, что сия женщина уехала из Глочестера, однако весьма неплохо устроилась с сыном в Южном Уэльсе. И насколько известно Элеоноре, рядом с ней нет никого, кто бы мог походить на ее супруга.
— Возможно, так она скрывает свой брак, чтобы и в дальнейшем получать деньги на содержание сына, — предположила заинтересованная Милдрэд. — Но в любом случае я сама присутствовала на ее венчании с рыцарем Артуром ле Бретоном. О, что вы, мадам! — воскликнула Милдрэд, когда Элеонора вдруг резко сжала ей руку.
Лицо герцогини неожиданно стало напряженным, почти злым.
— Что вы сказали? Артур ле Бретон? Госпитальер Артур ле Бретон? Быть такого не может!
Она вдруг оставила Милдрэд и, резко развернувшись, пошла прочь. Потом так же быстро вернулась.
— Если я правильно понимаю, то ранее мы с вами разговаривали о неком Артуре из Шрусбери, которого одно время приблизил к себе Анри Плантагенет. Почему же теперь вы сказали о нем как об Артуре ле Бретоне?
— Это долгая история, — печально улыбнулась Милдрэд.
— Но мы никуда не спешим, — с нажимом произнесла герцогиня. — Расскажите мне все. С самого начала.
И
— Кому он служил? — тут же спросила Элеонора.
Милдрэд пожала плечами. Да никому. Так ей кажется… Хотя сейчас она ни в чем не уверена. Знает только, что упомянутый Артур одно время находился в услужении у графа Херефордского. Потом добился благосклонности принца Плантагенета.
— Как вышло, что мой Анри доверился этому человеку и поныне вспоминает его только с хорошей стороны? А ведь моего мужа доверчивым не назовешь.
Милдрэд продолжила свой рассказ.
Наплывали сумерки, со стороны, где оставалась свита, долетал перезвон струн и взрывы хохота. Один раз герцогиню окликнули, но она не отреагировала, правда, и не была против, когда услужливые рыцари принесли ей и Милдрэд пару складных стульев и легкие вязаные шали, — с приходом вечера морской бриз стал прохладным.
Элеонора не сводила с саксонки глаз, слушая, как Артур, прознав, что Хорса с горсткой головорезов готовится напасть на возвращавшегося с малой свитой Плантагенета, решил помочь ему. Элеонора уточнила, как юноша помог принцу и кому сообщил о нападении? Никому, отвечала Милдрэд. И вдруг события тех дней так ясно встали перед ее глазами, что она подумала: «А в самом деле, что вынудило Артура рисковать собой ради чужого принца?» И все же он пошел на это, считая, что оставаться в стороне бесчестно, если можешь прийти на помощь. Самонадеянный безумец…
Милдрэд не заметила, каким неожиданно нежным тоном произнесла это и как странно посмотрела на нее в сгущающихся сумерках Элеонора. И такой же напряженный блеск был в ее глазах, когда Милдрэд поведала, что Артур поначалу отказывался от попыток Генриха отблагодарить его, а потом согласился.
— Почему же передумал? — строго спросила Элеонора.
Милдрэд замялась. Она не хотела говорить, что полюбила этого безродного парня… и сама просила его пойти на службу, чтобы он мог возвыситься… ради нее. Поэтому она осторожно заговорила об ином: о том, как они встретились позже в Лондоне и он уже назывался Артур ле Бретон и носил черное с белым крестом одеяние госпитальера.
Были ли с ним какие-то документы? Ссылался ли он на какие-то поручения? Милдрэд об этом ничего не знала. Просто они с отцом приняли госпитальера в своем замке, что, как потом выяснилось, оказалось роковой ошибкой. Ибо на замок напал принц Юстас, которому необходимо было схватить оного госпитальера. Он считал, что тот шпион императрицы Матильды, а так оно было или нет, Милдрэд не могла с уверенностью сказать. Ибо сама уже запуталась. Раньше она верила Артуру, а он оказался лжецом. Так что…
Повествуя о печальных событиях, Милдрэд постаралась не коснуться истории о сватовстве к ней Артура — ей было горько и стыдно признать, как она обманулась. А отчего же она не выдала родным, что госпитальер тот самый бродяга, который служил Генриху? Милдрэд отвечала уклончиво: мало ли что произошло за это время с Артуром. Может, он и впрямь стал членом ордена Святого Иоанна.
— Чушь! — резко прервала Элеонора, и в голосе ее звучал плохо скрытый гнев. — Вы что-то недоговариваете, моя милая. Ибо как мог какой-то английский бродяга стать рыцарем ордена иоаннитов, если туда принимают только людей благородной крови, а не английских бродяг?