Рыцарь света
Шрифт:
К Генриху явился его дядюшка Корнуолл и стал спрашивать, в чем сознался мнимый госпитальер. Неужели его еще не пытали? Что-то Корнуолл не узнает своего решительного племянника.
Потом и Честер вдруг задал тот же вопрос об Артуре. И неожиданно для Генриха сказал:
— Я вот думаю, может, это все же ошибка? И если окажется, что он не виновен и палачи его не сильно покалечат… Клянусь святым Катбертом, я бы взял парня к себе. Он толковый, и от него будет немало пользы.
То, что Артур был толковым, помнил и Генрих. И помнил многое другое: как он верно служил ему, сколько поручений
Через неделю Плантагенет получил известие от супруги. Элеонора писала, что выполнила пожелание Генриха и выпустила из заточения его брата Жоффруа, но не дала ему никаких полномочий. А его младшего брата Гийома Элеонора сделала виконтом Дьеппа — достойное положение, но без реальной власти: чтобы кто-то со стороны не мог использовать младшего Плантагенета, ведь на континенте у Генриха немало врагов.
Но окончание письма супруги развеселило Генриха: оказывается, у Луи Французского родилась дочь. Снова дочь! А этот ханжа ранее винил во всем Элеонору. Теперь же над Людовиком даже лошади будут ржать по всей Европе.
Настроение Генриха улучшилось, и он устроил пирушку, где поднял тост за то, чтобы Людовик порождал одну девчонку за другой, тогда как у него, Генриха Плантагенета, будут рождаться только сыновья! Он в этом не сомневался.
Во время пирушки к нему подошел Херефорд, и опять с тем же вопросом: как там Артур? В чем сознался?
— А ведь мне казалось, что ты благоволишь к этому парню. — Генрих хитро прищурился.
Херефорд выглядел неважно. Сутулился, вокруг глаз круги, свежая ссадина на скуле. Генриху сообщили, что у старины Роджера опять случился приступ падучей.
— Да, мне нравится Артур, — ответил Херефорд. — Но я бы не сказал, что полностью доверяю ему. У меня есть на то причины.
Херефорд был подвыпившим, возможно, поэтому вдруг излишне разоткровенничался. Помнит ли Генрих его былую нареченную Милдрэд Гронвудскую? Ну ту, что ныне стала любовницей принца Юстаса? Так вот, когда сия леди еще не была опороченной и жила в его замке, Артур ее похитил. Позже говорил, что Милдрэд сама просила об этом. Но разве мог человек, так преданный своему лорду, видевший от него столько милостей, умыкнуть его невесту? Нет, этот парень всегда был слишком независим, всегда себе на уме.
В конце концов Генрих решил и впрямь проверить, что же такое на уме у Артура.
Когда пленника привели в камеру пыток, Генрих сидел в тени выступающей колонны, и Артур его не сразу заметил. Сам же предатель выглядел грязным и помятым, его щегольской наряд был в пятнах, длинные черные волосы висели космами. И все же в нем было нечто такое, что Генрих подумал: «Этого не сломать».
Артур взглянул на палачей, двоих полуголых крепышей в кожаных передниках, которые возились у печи. Они не обратили на него внимания, продолжая свою работу; позвякивали их страшные металлические инструменты, в горниле бордово светились уголья. Артур какое-то время смотрел на это пламя, и Генрих из своего укрытия видел, как юноша судорожно сглотнул, даже как будто отступил назад, но у дверей стояли охранники, и идти ему было некуда. Тогда он усмехнулся:
— Хоть погреюсь тут у вас. А то в той дыре, где меня
Один из подручных деловито оглядел раскаленное лезвие, плюнул на него и удовлетворенно кивнул, когда плевок зашипел.
— Прикажете начинать, милорд? — Палач повернулся к Генриху.
Теперь и Артур посмотрел в его сторону.
— А, славный Плантагенет! Выходи из своего укрытия, поболтаем.
Генрих поднялся и потянулся всем телом после неудобной позы.
— Поболтаем, Артур. Здесь только верные люди, и ты можешь мне все рассказать. Так будет даже лучше. Иначе…
Он подошел к жаровне и поднял какие-то щипцы. Смотрел поверх них на парня, и огненные блики отражались в его глазах.
— Признаюсь, мне не нравится все это, — заметил Генрих.
— А уж как мне не нравится. — Артур развел руками.
И вдруг кинулся вперед, схватил раскаленный тесак и отскочил, заслонившись им.
— Ну, кто из вас храбрец, чтобы взять меня?
Генрих улыбнулся. Артур был такой же, как и раньше, — решительный, смелый, дерзкий. Он и в пыточной не думал сдаваться. Другое дело, что люди Генриха тоже были не лыком шиты. И у Артура лишь расширились глаза, когда один из охранников раскрутил пращу, собираясь метнуть камень. Отчаявшись, парень хотел броситься на него до того, как он успеет метнуть, но другой палач подставил ему подножку, Артур рухнул, и на него навалились.
Генрих перевел дыхание.
— Прикуйте его к стене, чтобы был поспокойнее.
Все, теперь он не выкрутится. Но Артур все же продолжал улыбаться, глядя на Плантагенета, скалил зубы в усмешке.
— Ты совершаешь глупость, Генрих. Я тебе не враг. Будь я подосланным от Стефана, то уж поверь, не единожды мог перерезать тебе глотку. Помнишь, я ведь всегда был рядом, ты доверял мне.
— Помню. Поэтому и хочу переговорить с тобой, пока тебя не начали резать.
— Тогда выслушай меня!
Артур рванулся в цепях — все же его начало оставлять самообладание. Он быстро заговорил о том, что не знает ничего про госпитальера Артура ле Бретона, просто не помнит, потому что после ранения в его памяти образовался провал. Лекари называют подобное амнезией, и Генрих может проверить это, если расспросит того же командора Осто. Тому известно, что Артур попал в Дом ордена, уже страдая этим недугом, его назвали Артуром ле Бретоном, и он решил, что так и есть. Но он не знает настоящего ле Бретона, тем более ничего не знает о каком-то документе. Память стала возвращаться к нему лишь недавно, да и то урывками. Так, например, он вспомнил лондонский турнир, смерть отца, смутно всплывает в памяти время, когда он служил Плантагенету…
— Что значит смутно? — рявкнул Генрих. — Ты что, забыл службу у меня? Не рассказывай сказки, парень. И если ты такой забывчивый, то боль быстро вернет тебе память. Эй, вы! — Он повернулся к палачам. — Готовы?
Артур был распят у стены, его руки привязали к вбитым в каменную кладку кольцам. И он никуда не мог деться, когда один из палачей рванул на нем тунику, обнажая торс.
— Генрих, ты делаешь ошибку! — закричал Артур.
— Милорд Генрих! — разозлился Плантагенет. — А ошибаюсь я или нет… Я не спрашиваю советов, когда не интересуюсь мнением!