Рыцарь света
Шрифт:
Порой, думая о принце, девушка пыталась возродить былую ненависть к нему, но ощущала только тоску. Увы, теплое лето ее надежд на счастье кануло в прошлое. Пришла зима, и Милдрэд, убаюканная этой серой стылостью, будто засыпала в ней, как засыпает трава под снегом. Ей казалось, что так будет всегда. И самое удивительное, как выяснилось, так тоже можно было жить.
Принц Юстас рвался выполнять все ее прихоти, он одаривал Милдрэд, стремясь вызвать ее расположение, и требовал от короля и королевы признать свою избранницу как члена королевской семьи. И король с королевой, чувствуя свою вину перед дочерью гронвудской четы, старались держаться с ней приветливо, однако и они терялись, когда Милдрэд смотрела на них своими холодными эльфийскими глазами. И это при том, что король всегда относился к ней с исключительной добротой, а королева даже отметила, что
В середине февраля беременность Милдрэд уже стала заметной, и ей удалось избежать постельных обязанностей под предлогом, что это может повредить ребенку. К тому же из Франции пришло известие, что Юстасу необходимо уезжать. Для Милдрэд это была желанная весть, и она даже согласилась выйти проводить его на галерею в винчестерском замке.
Февральский день был серый и унылый. Милдрэд стояла у прорубленного в толще старого замка окна и наблюдала за суетящимися во дворе грумами, смотрела на уже взнузданных лошадей и проверявших амуницию солдат. Было промозгло, опять таял снег, и старая столица королевства утопала в серой туманной дымке. И если на крышах домов, колокольнях и башнях большого Винчестерского собора и окрестных монастырей с их причудливыми выступами еще оставались нетронутые шапки снега, словно роскошная горностаевая оторочка, то внизу образовалось сплошное грязное месиво.
И там был Юстас. Укутанный в дорожный длинный плащ с привычным черным капюшоном, он восседал на своем караковом жеребце. Отдавая приказы, Юстас то и дело поглядывал на окошко, у которого стояла Милдрэд. Она заставила себя помахать ему рукой, а потом развернулась и ушла. Довольно с нее торчать на холоде. Ее руки озябли, несмотря на двойные шелковые перчатки, а носик покраснел — не хватало еще простудиться.
Королевский замок в Винчестере был неуютным полуразрушенным строением, однако, как бы ни хотелось Юстасу поселить свою саксонку близ епископа Генри в его роскошной резиденции Уолвеси, прелат решительно отказал ему. Да и Милдрэд не хотела этого. По сути, она была обязана Генри жизнью, но почему-то не испытывала к нему расположения. И все же епископ обещал племяннику присматривать за его избранницей и, навещая ее, был сама любезность. Справлялся, как миледи себя чувствует, как протекает ее беременность. Все хорошо? Ну и слава Богу. Ах, она скучает? Что ж, пусть тогда посетит его знаменитый зверинец, там есть забавные звери: обезьяны, большая рысь, медведь, ужасные львы и даже огромные страусы. О, леди Милдрэд уже бывала там? И не хочет идти смотреть их во второй раз? О, уже в третий. Ну, тогда он может предложить ей что-нибудь из своей огромной библиотеки. Историю королевы Эммы Нормандской, к примеру. Генри даже сам проследил, чтобы сей огромный фолиант принесли саксонке, дабы она развлеклась в эту сырую пору в конце зимы, читая о судьбе столь незаурядной женщины, какой была королева Англии.
И она читала. За окном опять валил снег, в очаге на подиуме огонь пожирал громадные кругляки поленьев, оплывали воском длинные белые свечи. Милдрэд бережно переворачивала страницы огромной книги, рассматривала изящные рисунки рукописи. Существовала известная школа винчестерских мастеров миниатюры — краски и орнаменты по краям страницы были столь яркими, что казались переливающимися, изображенные фигуры были как живые и передавали подлинные чувства. И больше всего было изображений женщины в короне и белом покрывале — Эммы Нормандской. Милдрэд нравилось с головой погружаться в чтение о перипетиях ее судьбы. Нормандская принцесса, которой дважды пришлось стать королевой Англии, в первый раз была выдана замуж за короля Этельреда Неспособного (само его прозвище указывало, какой человек достался ей в мужья), а после его смерти и завоевания Англии датчанами Эмма опять стала правительницей, на этот раз выйдя за молодого и удачливого короля Кнуда, получившего прозвище Великий благодаря своим деяниям и размерам подвластной ему державы. Ибо Кнуд правил не только Англией, но и Норвегией, Данией, Швецией. Это было самое крупное в то время королевство, во главе которого
Конечно, сухие строки летописи мало говорили о чувствах давно живших людей, однако то, что их связывало, становилось понятным по поступкам. Вот этому и надо доверять — поступкам, а не красивым словам и пылким взглядам. И Милдрэд опять отгоняла воспоминания о красоте и нежности Артура и предпочитала узнавать о чужих судьбах, о том, как Кнуд, расставшись со своей прежней супругой Эльфгифой Нортумдерлендской, настоял на браке с Эммой и считался с ее советами до самой своей смерти. Ибо Кнуд умер молодым. Увы, счастье никогда не бывает долгим. Но у Эммы был сын от горячо любимого мужа, она боролась и отстаивала его права, пока и он не умер… Что же касается ее детей от первого брака, то они так и остались для овдовевшей королевы чужими. Недаром, когда королем стал ее старший сын Эдуард Исповедник, он велел арестовать мать, заподозрив ее в заговоре против него.
Необычная судьба. И необычная женщина. Милдрэд даже ходила помолиться над ее прахом в большом соборе Винчестера. Ибо королева жила и умерла тут, немало сделала для этого города и неизменно сюда возвращалась, а потому о ней помнили, чтили ее память.
Когда наступила весна, саксонка полюбила гулять по окрестным лугам вдоль речки Итчен, смотрела на снующие по ней ладьи, а то и уходила совсем далеко, поднимаясь на холмистые возвышенности. Во время этих дальних прогулок спутники госпожи всегда волновались за нее, потому что она уже была в том положении, когда беременным полагался покой. Но Милдрэд никого не желала слушать, она знала свои сроки и была несказанно удивлена, когда однажды без всякой боли ощутила, что подол ее платья стал мокрым, — у нее отошли воды.
Перепуганные спутники тут же уложили ее на траву и послали за носилками. И не успели Милдрэд принести в замок, как у нее начались сильнейшие схватки и стало ясно, что она разродится раньше срока.
Узнав об этом, взволнованный епископ Генри тут же поспешил к ней, опасаясь за судьбу ребенка Юстаса и переживая, как сам племянник отнесется к тому, что случилось такое. Но одна из женщин Милдрэд, встретившая его, сообщила, что ребеночек родился крепеньким и горластым, что он и молодая мать чувствуют себя превосходно, а кормилицу они подыскали еще заранее, так что все в порядке. Разве что… тут женщина как будто замялась, прежде чем решилась продолжить.
— Видите ли, милорд епископ, наша леди совсем не интересуется сыном. Даже когда ее спросили, какое имя ему дать, она только отмахнулась.
Епископ задумчиво щелкнул бусиной аметистовых четок. Он-то надеялся, что рождение ребенка благотворно повлияет на эту женщину, но она осталась такой же нелюдимой. Крики младенца ее только раздражали, и Милдрэд велела обустроить его с кормилицей в дальних покоях и ни разу не навестила. Зато сама она оправилась от родов довольно быстро, что было даже странно при ее хрупком сложении. Уже через неделю после родов она пожелала покататься на лодке и была оживлена и весела, как будто наконец-то избавилась от тягостного бремени. Однако когда ей сообщили, что вскоре прибудет Юстас, вмиг помрачнела и замкнулась, удалившись в свои покои.
Он же примчался, едва получил известие о рождении сына. Причем удержать его не смог даже удачный захват замка Нью-Марш. Не сообщив своему союзнику, французскому королю, о победе, Юстас сел на первый же корабль и отправился в Англию. И когда по его прибытии епископ заикнулся, что принц должен перво-наперво заботиться о войсках в Нормандии, Юстас лишь отмахнулся.
— Вы видели, какого сына родила мне Милдрэд Гронвудская? Это мой долгожданный наследник! И какой крепыш! Даром что недоношенный. И он рыжий, как большинство потомков Вильгельма Завоевателя.
Для Милдрэд же приезд принца был настоящим кошмаром. Ибо едва он увидел ее, как тут же выслал всех, повалил ее на пол, овладел, несмотря на ее протесты, мольбы и слова о том, что она еще не оправилась после родов. Только потом, когда Милдрэд стало плохо, он немного опомнился и вызвал к ней врачей. Несколько дней она пролежала в горячке.
Тут даже епископ Генри не выдержал.
— Юстас, вы можете хоть изредка думать о том, что не все должно делаться по вашей воле? — сказал он. — Вам эта леди нужна живой или мертвой?