Рыцарь света
Шрифт:
Милдрэд услышала, как невдалеке всхлипнула пухленькая молодая дама.
— О, Пречистая, кто же так извел его любовью? Клянусь былой девственностью, я бы утешила его, пусть даже потом супруг меня и поколотит!
На даму зашикали, и она замолчала, вытирая глаза краем головного покрывала.
Смуглый аквитанец продолжал петь:
На папском престоле воссев Иль царственный Рим покорив, Все соглашусь потерять, Только б надеяться далее, Что поцелуй быть может, — Иначе —74
Перевод В. Дынник.
— Они все влюблены в Элеонору, — услышала Милдрэд голос Реми. — А я бы пел для вас, если бы вы позволили.
Милдрэд слегка опешила, когда он сел у ее ног и положил голову ей на колени. Прогнать его? Она еще не знала здешних нравов, не знала, что тут сочтут бесстыдством, а что грубостью. Но тут, к ее облегчению, песня прервалась, все стали аплодировать, а Гийом Плантагенет что-то сказал Элеоноре, кивнув в сторону прильнувшего к коленям англичанки Реми де Гурне. И герцогиня его окликнула:
— Мессир Реми, вы, как я слышала, единственный из нормандских дворян, кто в состоянии тягаться в музицировании с нашими аквитанцами. Так что прошу вас, явите свое искусство!
Реми стал отказываться. Фрейлины Элеоноры почти подтащили его к трону госпожи, но рыцарь умолял не принуждать его, чтобы известные певцы юга не говорили потом, что Нормандия смеет соперничать с ними в искусстве, в котором им нет равных.
— Если вы сейчас же не потешите нас, Реми, — начала герцогиня, обиженно надув губки, — то я запрещу вам целовать мне руку при встрече.
Ее фрейлины, уловив настроение госпожи, тут же принялись наседать на нормандского рыцаря:
— А я, Реми, не разрешу вам подсаживать меня в седло!
— А я не позволю смотреть в мое декольте!
— Я не поднесу вам вина!
— Я запрещу вам меня целовать!
— А я не коснусь бедром вашего бедра!
Милдрэд их нравы казались излишне вольными, она смутилась, особенно когда Реми оглянулся на нее, будто ожидая, что и саксонка присоединится к этим игривым упрекам. Но и без нее было кому его донимать.
— Несносный Реми, если вы не споете, то никогда не узнаете, какая тесьма на моей нижней рубашке!
В конце концов рыцарь поднял руки, показывая, что сдается, и ему подали лютню. Он умело и быстро пробежал пальцами по струнам.
— Высокочтимая госпожа и вы, милые прелестницы, я спою вам песню, какой научил меня сам Генрих Плантагенет. И прошу вас быть снисходительнее к скромному исполнителю. Моя госпожа догадается, что песня герцога обращена исключительно к ней, а та, о ком я сейчас думаю, — тут он оглянулся и посмотрел на сидевшую в стороне Милдрэд, — пусть поймет, что именно для нее вкладываю в исполнение всю свою душу.
Едва он заиграл, как Милдрэд напряглась, лицо ее окаменело.
Далекий свет меня манит… Пойду издалека. Пусть Бог в пути меня хранит — Любовь моя крепка. Ведь это ты — далекий свет, К тебе иду сквозь мрак. И верю — ты моя судьба. Аминь. Да будет так!Странно звучала эта песня в устах нормандца, исполнявшего ее низким грудным голосом. Милдрэд помнила ее совсем в другом исполнении… Иной
Милдрэд не могла это больше слышать. Все было зря! Все! И ее любовь к Артуру, и желание сэра Гая помочь им… Этот благородный человек тоже попался на обман своего любимца, не зная, что некогда Артур пел ту же песню и Ависе из Глочестера. О, Милдрэд не забыла, как Ависа просила Артура спеть ей про далекий свет и тем самым чуть не выдала их. Их. Ибо они с Артуром уже тогда были парой, несмотря на то что этот плут уступил прекрасную валлийку Плантагенету. Что же за люди они, если решались на подобное? Но теперь-то они вместе. У них не вышло обогатиться за счет Гронвуда, но они имеют содержание от самой Элеоноры, верящей, что сын Ависы от ее мужа. Но так ли это? Его ли это дитя? Ибо эти двое хитрецов могли обмануть кого угодно.
Звезду настигнуть нелегко. Я смертный — не святой. Вот только б ты меня ждала, Была моей звездой.Милдрэд не выдержала и, подхватив длинный шлейф сюрко, торопливо пошла к выходу. Не хватало, чтобы кто-нибудь из присутствующих увидел ее слезы.
Но у себя в башне она уже не сдерживалась и разразилась рыданиями. О, неужели она еще ничего не забыла? Неужели все еще продолжает любить этого обманщика? В глубине ее души таилась надежда, что когда Артур обнимал и целовал ее, то она значила для него не меньше, чем лоснившаяся от чужих ласк Ависа, к которой он в итоге вернулся. А Милдрэд все еще неосознанно тоскует по этому пройдохе. Ужасно!
Но при оживленном, шумном дворе герцогини Элеоноры некогда было предаваться печали. Постепенно Милдрэд стала входить во вкус местных нравов. Куртуазные комплименты, милое соперничество из-за нее нормандца Реми и принца Гийома, очаровательные беседы с Элеонорой.
Герцогиня говорила:
— Через несколько дней полнолуние, и я задумала устроить суд любви. Вам известно, что это такое, миледи? Нет? Тогда вам обязательно надо присутствовать!
Они с герцогиней шли по городским улочкам, возвращаясь после мессы в большом соборе Святого Стефана. Именно там Милдрэд показали гробницу Вильгельма Завоевателя — простую плиту с короткой надписью. Милдрэд стало не по себе, что она молится недалеко от праха поработителя Англии. Не уподобляется ли она вечно обиженному Хорсе, который уже давно служит норманнам?
Элеонора под предлогом легкой беседы задавала саксонке вопросы, свидетельствовавшие о ее интересе к положению в Англии. Она полюбопытствовала, каков в общении король Стефан, правда ли, что он слывет образцом рыцарства? И кто его ближайшие сподвижники? Генри Винчестерский? О, Элеонора в курсе, что сей прелат не столько озабочен сохранением короны на голове брата, сколько научными трудами и своей коллекцией ценных раритетов — древней скульптуры, старинных фолиантов, своим необычным зверинцем. А вот что скажет Милдрэд о графе Нортгемптоне? Говорят, это один из самых верных приверженцев Блуаского дома?