Рыцарь в клетке
Шрифт:
Выпустив толстую струю дыма, я отложил «Эксельсиор» на пепельницу, ставя перед собой на стол деревянный ящичек, богато украшенный резьбой и пластинками серебра с гравировкой. Подарочный набор от «Пещеры Дракона», с уверениями от её владельца, Акколидиона, в самых теплых чувствах. Еще бы, сколько денег я потратил… удивительно, что он не прислал мне подарочный бронепоезд или хотя бы взвод боевых автоматонов.
Распаковка подарка помогала отрешиться от идущих в зале первого этажа дебатов. Меня, а точнее Рейко, очень хотели судить. Японцы — за разнесенную вдребезги площадь и за невесть какое количество уничтоженной эндемичной сверхъестественной фигни, ватиканцы — за частичную поломку их летающего бегемота «Тора». Подоплека
По словам очевидцев, случилось следующее — мир вокруг них погрузился в подобие не мешающей дышать «ваты», в которой почти не распространялись звуки. Электричество Рейко моментально потухло, а она сама шлепнулась пятой точкой с двух с половиной метров на брусчатку. Сразу же за этим событием наступило следующее — всю площадь залил ослепительно яркий свет… излучаемый приближающимся дирижаблем, который таки открыл по коротышке огонь из главного калибра. Сам же луч безобидно упёрся в никуда, занятое моей Тишиной, из-за чего был довольно быстро отключен сообразительными артиллеристами, но, увы, инерция у «воздушного кита» была колоссальной, из-за чего его пузом и носом занесло прямо в зону моего воздействия. Все активные на тот момент ЭДАС-ы приказали долго жить.
«Тор» начал поспешно отступать, а мои товарищи, вместе с рыжей Региной и Распутиным, последовали их примеру, подобрав меня, ушибленную Рейко и бессознательную Момо. Я в себя пришел к полудню следующего дня, а вот Момо чувствовала себя неважно до сих пор… как и нижние девяносто у Рэйко, за что последняя забавно обижалась… лежа на животе.
В остальном было весело — понабежавшие чиновники сцепились с поналетевшими инквизиторами, начав делить шкуру неубитого меня. Японцы жаждали изъять меня с Рейко под юрисдикцию императора, поэтому сыпали обвинениями, угрожали открытием едва ли не десятка разных уголовных дел, плюс даже парочка из них осмелилась вякнуть нечто, намекающее на обвинение в нарушении присяги, если я не подчинюсь. Майор пехоты, он же товарищ Степаненко, ни грамма не стесняясь слал чинуш на пехотно-майорском, а в качестве аргумента скупо и злобно сыпал ссылками на Конкордат Заавеля. Возясь с оберткой на ящике, я вовсю подозревал, что некий Инганнаморте, да перестанут скрипеть его импланты, выдал коменданту приказ не выпускать меня любой ценой, вплоть до расстрела.
Одно дело, где-то бегающий пилот «Паладина», чьи зайчатки знаний в районе плинтуса, но совершенно другое — парочка непредсказуемых и очень молодых людей, каждый из которых может устроить похохотать по-своему, но зато очень и очень широкой аудитории.
Открыв ящик, я удивленно в него вперил свой орлиный взор. Внутри, как ни странно, лежали в уютных гнездах из красного бархата два револьвера… режущие мой поглупевший птичий взгляд своей пошлостью. Оба совершенно одинаковых орудия смертоубийства были хромированы наглухо, стыдливо демонстрируя лишь вырезанные из кости щёчки на рукояти. У одного красные, у другого белые. На ум сразу пришло: «Что это за… оружие легкого поведения?». Броские, блестящие, буквально воплощенная мечта гигантской сороки! Это не оружие, а воплощенная пошлость!
Женские? Мне? Акколидион, я же это припомню…
Не удержавшись, я достал один из револьверов из его гнезда, а затем встал из-за стола. Гладкий, приятный, лёгкий… провернув оружие на указательном пальце несколько раз, я поймал его рукой точно в нужном положении, откинул барабан, отжал курок, забросил барабан легким движением кисти назад. Пистолет издавал вкусное щелканье, безупречно реагируя на все экзерсизы. Однако… Задумавшись, я автоматически закрутил его на пальце снова, повторил все процедуры несколько раз, наслаждаясь звучанием, примерился, готовясь к стрельбе. Симулировал перезарядку, остался отвратительно доволен. Приятно. Очень приятно.
Слишком приятно!
Смутил калибр патронов, которые вполне отвечали сорок четвертому магнуму русского типа из другого мира, но демонстрировали куда большую длину и чуть ли не винтовочную по массе пулю. Здесь такие патроны выпускались англичанами и шли под маркировкой «Mk.III/z». Очень распространенная штука под любимые боссами лондонских банд «брасскиллеры», они же немецкие StG-192, переточенные английскими умельцами под городские бои.
Пострелять загорелось сразу… из-за чего я поспешно сунул блестящие недоразумения назад в бархат. Потом, я еще слабоват, чтобы экспериментировать с этими вкрадчивыми блестящими… сучками. С внутренней стороны крышки шкатулки парой капель сургуча было приклеено письмо, адресованное мне. В нём Акколидион описывал историю подаренных мне револьверов.
Она оказалась простой, но чрезвычайно забавной. В 3187-ом году известному тогда чешскому оружейнику эти парные револьверы заказал приказчик графа Онежского. Оный граф человеком был для Русской Империи тех времен преудивительным — беспощадный дуэлянт, не прощавший ни малейшего оскорбления, и при этом тишайший и любящий муж, всю жизнь верный своей единственной жене, Маргарите Крузенфольц. А вот жена, при всей своей миловидности и красоте, была изрядно, даже очень изрядно ревнивой, постоянно закатывая мужу, человеку очень публичному, скандалы и сцены. Граф же, любящий жену как-то даже чересчур, прощал ей все до смертного одра, причем, что удивительно — супруга отошла первой. Вскоре, буквально через полгода, этот знаменитый стрелок и кавалер многих орденов, отошел вслед за ней, оставив после себя единственную попытку как-то сыронизировать над характером любимой женщины.
Вот так я оказался владельцем парных крупнокалиберных шестизарядных револьверов высочайшего класса, которые были прозваны своим первым владельцем…
… «Любимые шлюхи»!!
И смех, и грех. Могу понять иронию бедного верного графа, но назвать так оружие… Черт побери, насколько же они удобные!
Волевым решением выбросив подарок из головы, я захлопнул коробку, подошел к своей кровати и… пал возле неё на колени, дабы заглянуть под сей необходимый каждому человеку предмет мебели. «Под» было всё хорошо — из тьмы, освещаемой слабым сиянием переносного фонаря, на меня робко и чуть рассерженно смотрели два больших зеленых глаза. Регина тихо шмыгнула носом и поправила бретельку ночнушки, спавшую с тощего плечика. Живущий у меня под кроватью лейтенант читала «Введение в экономику для учеников старших классов». Беллетристику я у себя не держал.
Тишина обошлась с инквизиторами достаточно гуманно, благо те были отлично тренированы по стабилизирующим разум техникам — автоматчики и рыжая даже сознания не потеряли, воздействовал я недостаточно долго. Но вот собственное начальство, как и заинтересованные лица местного правительства, были очень не против (аж отсюда слышно) задать зачинщице «токийского истребления» множество неприятных вопросов, с занесением в личное тело. Комендант, быстро прочухавший эту тему, почему-то решил сделать Регину пропавшей без вести на поле боя, а не отдать её тощее тело на поживу хищникам. Лишенный каких-либо идей, он обратился с вопросом ко мне, а я, как личность чрезвычайно продажная (если это не идет в разрез с ранее принятыми на себя обязательствами) — продался за весьма прельстивую цену, спрятав рыжее недоразумение под своим ложем.
Ложе, кстати, так и не ставшее до сих пор брачным, жутко раздражало своим устаревшим статусом Рейко, бывшую правоверной японкой, чье здоровое тело довольно давно уже жаждало консумации брака… ну или процесса, с этим неразрывно связанного. Если бы не подживающие раны, я бы даже был с ней целиком и полностью согласен, но увы, пока получал удовольствие лишь от страданий окружающих. Впрочем, консумировать брак с оглядкой на отбитую задницу и поджившие ранения… такое себе удовольствие. Минус на минус явно давал плюс.