Рыцарь
Шрифт:
– Мы можем просидеть в этой яме ещё не один месяц.
– И что ты предлагаешь? Ведь их начальник, главный половец, предлагал тебе службу у них. Согласился бы – сидел бы сейчас у палатки, ел бы бараний суп и спал бы с какой-нибудь наложницей.
– Так ведь и ты не согласился! А знаешь, можно было для вида согласиться, а потом сбежать. Понятно, какое-то время нас бы в стане держали, но рано или поздно дали бы и коней, и оружие. Мы же катафракты!
– Сомневаюсь. Какой смысл платить нам деньги и держать в лагере? Нас бы бросили в первый же бой и, даю руку на
– А сбежать из войска на конях?
– Не дадут, не надейся, не такие они простаки.
– А может – просто сбежим?
– Как это? И куда пойдём? Если через перевал в империю – нас тут же схватят. Наверняка степняки там дозоры держат. И, заметь – верховые, пешком от них не убежишь.
– Вот! Ты думаешь так же, как и половцы. То есть, если сбежим, пойдём в сторону империи. А мы сделаем обманный трюк.
– Переоденемся в половцев? – на большее фантазии у Конрада не хватило.
– Нет, мы пойдём на север или на восток, в сторону от империи. Первое время придётся скрываться, но ведь выйдем же на земли какого-нибудь государства, не везде же степняки.
– А уж от них вернёмся в империю?
– Конрад, а зачем? Империя не слишком торопится нас вернуть. Мы и так много сделали для неё. На порубежье нашли трупы наших товарищей, и нас с тобой могли счесть убитыми. Мы тут сгниём заживо. Меня от баранины уже тошнит.
– Ты предлагаешь уйти? И как ты собираешься это сделать? Яма глубокая.
– Я встану тебе на плечи и попытаюсь сдвинуть решётку. Потом подтянусь и попробую выбраться. Если удастся, спущу тебе лестницу. Само собой, делать это нужно ночью – я не слышал, чтобы ночью ходила охрана. Половцы надеются, что ямы глубокие и без лестниц из них не выбраться.
– У нас нет оружия, и первый же встречный половец нас просто убьёт.
– Ага, а ещё у нас нет еды, воды… Значит, будем дальше сидеть?
– Ты хочешь служить мадьярам? Они враги моему народу.
– Тогда русам – они на востоке. Предполагаю, что их столица, Киев, не так уж и далеко.
– Сколько?
– Лошадью – дней пять.
– Но у нас нет лошади.
– Конрад, мы добудем лошадей и оружие сами, если вырвемся из ямы.
– Голыми руками? Ты самонадеян, Анри.
Мужчины надолго замолчали. Конрад обдумывал услышанное.
Прошло ещё два дня. Пленники вели себя так, как будто не было между ними разговора о побеге. Алексей и сам бы сбежал, но без помощи Конрада сделать это было невозможно. А Конрад ещё раздумывал бы или ждал бы выкупа, но к исходу третьего дня после разговора произошел интересный случай. Вечером, как всегда, половец спустил им на верёвке бурдюк с водой.
– Завтра ваш последний день в яме, греки!
– Мы не греки, – буркнул Конрад.
Оказывается, половец вполне сносно говорил на языке византийцев.
– Империя тянет с выкупом, и хану надоело ждать, терпение его лопнуло!
– Что ты хочешь этим сказать?
Половец красноречиво провёл поперёк шеи ребром ладони.
Как только половец ушёл, Алексей посмотрел на Конрада.
– Завтра нас могут прирезать, как баранов, или разорвать лошадьми. Надо решаться, Конрад. Это последняя ночь, когда мы можем сбежать, и она даёт нам последний шанс. Надо использовать его. Или ты хочешь умереть, как жертвенный агнец?
– Хорошо, – поколебавшись секунду, ответил Конрад, – я согласен.
– Тогда ждём темноты.
Медленно тянулось время. Алексей уже знал, куда идти, где восток, определив это по восходу солнца, по его лучам. На север, в Паннонию, не хотел Конрад, на юг, в империю, не дали бы скрыться половецкие дозоры, и потому оставался один путь – к русам. Несмотря на самоотверженную службу катафрактов, империя не очень-то торопилась вызволить их из плена. Для Алексея же эта война – империи со степняками – была чужой, как и война крестоносцев с сарацинами. Он видел, как явно ослабла империя, как уменьшились её земли, как упало влияние в мире. Империя шла к упадку. Она ещё протянет три века, но это будет уже жалкое существование, несравнимое с тем расцветом, что застал, видел собственными глазами Алексей. Константинополь, этот Царьград, падёт под напором османов, простояв больше тысячи лет.
Постепенно стемнело.
– Полезем под утро, когда сон крепок? – спросил Конрад.
– Нет, раньше. Иначе далеко от стана половцев уйти не успеем, догонят. Как угомонятся, так и полезем.
Конрад уселся в углу и замолчал.
Алексей нервничал. Если половцы решатся их казнить, то попадаться им в руки никак нельзя. Ранят, свяжут, а потом с варварской изощрённостью показательно казнят, причём изрядно помучив перед смертью. Потому он сам для себя решил: коли догонят, биться до последнего. Пусть лучше убьют в бою.
На мгновение мелькнула мысль прибегнуть к помощи талисмана. Камень висел на его шее открыто, но никто из половцев на него не покусился – камень не представлял для них никакой ценности. Кроме того, степняки были язычниками и свято верили в обереги, талисманы, амулеты. У каждого из них он был свой. И забрать чужой оберег, значит – взять на себя чужую судьбу. Перстень Остриса же Алексей всегда перед боевым походом прятал в одежде: ведь во время боя его мог задеть чужой клинок или залить кровь, брызнувшая из раны. Половцы же обыск не устраивали. Ну, отобрали они оружие, срезали кошель с деньгами – зачем дальше искать? Ведь карманов тогда не знали вовсе.
Однако воспользоваться талисманом было невозможно – не было полнолуния, да и бросить Конрада одного в тяжёлой ситуации было не по совести. Воевали вдвоём, в плен оба попали – вот и выбираться из него надо вдвоём. Исчезни он сейчас – душа не знала бы покоя, муки совести совсем замучили бы. Как дальше жить с грузом предательства? Да для Алексея принципиально невозможно было бросить в беде боевого товарища, друга. За время их нахождения в яме они сблизились.
На небе высыпали яркие звёзды. Постепенно жизнь в лагере замерла. Оглушительно трещали цикады.