Рыцарь
Шрифт:
– Тропа, – сказал он.
– Ты прав, кто-то протоптал тропинку к дому. Но он здесь не живет. Это очевидно. Возможно, он просто иногда приходит сюда взглянуть на дом.
Я понятия не имел, зачем кому-то сюда приходить, но Гильф не стал спрашивать.
– Надо постучать, – сказал он, когда я подошел к дверному проему.
Чувствуя себя глупо, я постучал в сломанную дверь рукояткой кинжала. На стук никто не ответил, ни приветливо, ни враждебно. Я постучал погромче, демонстрируя серьезность своих намерений,
– Эй! Есть тут кто?
Гильф принюхался.
– Кот, – сказал он.
– Что? – удивленно обернулся я.
– Воняет. В доме кот.
Я переступил через порог и сказал:
– И я тоже.
Гильф вошел следом. Большой черный кот в дальнем углу комнаты зашипел достаточно громко, чтобы нагнать страху на любого, и в два счета взлетел по стене на чердак.
В очаге темнела куча холодной золы, но на полу перед ним валялись два чурбана, а в ящике для растопки лежали сухие листья и щепки. Я поставил чурбан вертикально и расколол сильным ударом Мечедробителя.
– Есть! – проворчал Гильф, и мне послышалось, будто кто-то повторил эхом: «Есть…»
Я осмотрелся по сторонам, но никого не увидел.
Я уложил поленья и растопку в очаг, высек огнивом искру из кремня, и скоро огонь полыхал вовсю. У нас осталось немного мяса зубра. Я вытащил все из сумки и положил на каменную плиту перед очагом.
– Бери, сколько хочешь, – сказал я Гильфу, – только оставь мне пару кусков.
Потом я снова вышел под дождь, чтобы срезать ветку под вертел.
Глава 46
МАНИ
Наверное, на возню с веткой у меня ушло не много времени, но, когда я стоял под дождем, дрожа от холода и думая о горящем очаге, минуты казались мне часами. Наконец я срезал ветку и бегом бросился обратно в дом. Мне послышались там чьи-то голоса, которые стихли, едва я переступил через порог.
Два куска мяса из выложенных мной на каменную плиту исчезли. Я насадил остальные на вертел и стал держать над огнем, пытаясь одновременно обсохнуть и согреться. Гильф подошел ко мне и лег на пол.
– С кем ты разговаривал? – спросил я.
Он помотал головой, встал, отошел в сухой угол и улегся там.
– Знаешь, – сказал я, – иногда мне хочется, чтобы ты был обычным псом, не умеющим разговаривать. Тогда твое молчание не злило бы меня, как сейчас. Ты знаешь, что в доме кто-то есть, и я тоже знаю. Только ты не желаешь мне говорить.
Гильф ничего не сказал. Я бы удивился, если бы он ответил.
Когда мясо почти дожарилось, я сказал:
– Я знаю, что мы здесь не одни. Я рыцарь и привык держать свое слово. Кто бы ты ни был, я не собираюсь причинять тебе зла. Если ты хочешь вкусный кусок жареного мяса, просто выйди и поздоровайся, и я угощу тебя.
Никакого ответа.
Я обвел внимательным взглядом комнату, теперь хорошо освещенную полыхавшим в очаге огнем. Мы с Гильфом находились в ней одни, и там не было никакой мебели, никаких предметов, за которыми можно было бы спрятаться.
Я откусил кусок мяса, прожевал, проглотил, а потом еще раз осмотрелся и задумался. На тропе мы никого не видели. Я высунул голову в маленькое окошко и огляделся по сторонам. Тоже никого. Темный коридор вел в крохотную каморку. Там стояла полуразвалившаяся кровать с металлической сеткой, заваленная грязным тряпьем.
– Если бы здесь никого не было, – громко сказал я, – мой пес разговаривал бы со мной. Но раз тебе угодно прятаться, я не собираюсь искать тебя. Я собираюсь поесть и высушить свою одежду. Ты не возражаешь? Как только дождь прекратится, мы уйдем. У нас нет никаких недобрых намерений.
Ответа не последовало, но Гильф подошел к двери и завилял хвостом, давая мне понять, что хотел бы уйти сейчас же.
– Ты же не привязан, верно? – сказал я. – Если хочешь уйти, я не стану тебя удерживать.
Он вернулся обратно в свой угол.
– Ты чувствуешь опасность? – спросил я.
Пес закрыл глаза.
– Да ну тебя. – Я насадил на вертел последний кусок мяса. – Ты не хочешь со мной разговаривать? Ладно, я тоже не буду разговаривать с тобой.
Мясо уже почти прожарилось, когда я услышал тихий шепот:
– Пожалуйста…
Я огляделся по сторонам.
– Если хочешь есть, иди и поешь. – (Ты всегда говорил так, когда подавал на стол, помнишь?)
– Пожалуйста…
На сей раз я понял, откуда доносится шепот. Все-таки в задней комнатушке кто-то был. Я отнес туда мясо.
– Ты настолько плох, что не передвигаешь ноги?
Ответа не последовало, но куча тряпья на кровати зашевелилась. Я вытянул вперед вертел, и внезапно меня охватил такой ужас, какого я не испытывал никогда в жизни.
– Я… благодарю вас… Вы… вы очень добры к старой женщине.
Сейчас я скажу нечто такое, чему ты не поверишь. То говорил дождь. Слова рождались из дробного стука капель. И я расслышал:
– Ее благословение… всегда и везде…
Я присел на корточки у кровати и подумал, что бояться нечего: на самом деле здесь есть кто-то, наверняка есть кто-то, кто нуждается в помощи.
– Я… благословляю. Проклинаю.
– Ничего, если я сам сниму тебе с вертела кусок мяса? – спросил я.
– Не умираю…
Я счел последние слова за утвердительный ответ и стянул с вертела кусочек мяса.
В ворохе тряпья открылся рот – вернее, просто черная щель. Я положил туда кусок мяса. Потом из-под тряпья выкатилась голова. Одна голова, без тела. Она подкатилась к дыре в металлической сетке и упала на пол, выронив изо рта кусок мяса.