Рыцари плащаницы
Шрифт:
Алиенора задумалась. Берта стояла рядом, ожидая, что госпожа спросит о чем-то или отошлет ее. Но баронесса молчала, машинально вертя на безымянном пальце левой руки перстень – обручальный подарок покойного барона. Затем вдруг стащила его и положила на столик перед зеркалом.
– Спрячь в шкатулку!
Берта повиновалась. "Давно пора! – подумала, пряча улыбку. – В Леванте траур долго не носят. Рено ждет! Он обещал мне сто безантов, если я уговорю баронессу, и я их получу! С таким приданым я выйду замуж за рыцаря! Пусть не знатного рода, но мои дети станут рыцарями!"
– Мажордом спрашивал: кого звать к обеду? – спросила Берта, видя, что хозяйка все еще пребывает в раздумье.
– Роджера, обоих иноземцев… – Алиенора
– Четверо туркополов. Один из них, Сеиф, правая рука Роджера, его давний соратник.
– Пусть зовут Сеифа.
– Посадить сарацина за один стол с христианами! – возмутилась Берта. – Как можно? К тому же Роджер плох и вряд ли выйдет к столу.
– Туркопол сражался рядом с господином, – холодно ответила баронесса. – Проливал свою кровь. Покойный барон тоже пировал с дружественными нам сарацинами и не видел в том ничего зазорного.
Служанка покорно поклонилась. И вдруг спросила лукаво:
– Прикажете звать и других спутников комтура: его безрукого оруженосца и девушку?
– Какую девушку?
– Вы послали Рено в греческое селение за франками, отбившимися от войска. Там Рено узнал, что воинов забрал Роджер, как и подать, что причиталась вам. Комтур оставил в селении своего раненого оруженосца (бедный мальчик потерял руку!), и христианскую девушку, которую они по дороге отбили у сарацин. Рено велел отвезти обоих в замок, а сам пустился вдогонку за Роджером. Настиг его в Масличном ущелье, где комтур, потеряв почти всех своих воинов, из последних сил отбивался от сарацин. Оруженосец, его зовут Ги, и девушка, ее имя Стелла, приехали на повозке поздно вечером; я не стала будить вас, чтобы рассказать.
– Какого происхождения Ги?
– Благородного. Из родовитой аквитанской семьи. Он еще очень слаб после ранения, но ходит.
– Кто девушка?
– Обычная поселянка. Я думала взять ее к себе помощницей. Она смышленая, умеет читать и хорошо играет на сазе.
– Зови обоих!
Лицо Берты выразило такое изумление, что Алиенора улыбнулась:
– Стелла будет играть на сазе. У нас нет музыкантов. Покойный барон взял их с собой на битву, но никто не вернулся.
Когда Берта убежала передавать распоряжения, Алиенора подошла к окну и долго смотрела на двор замка, где шла необычная по этому времени суета. Спешили по делам дворовые слуги, конюхи выводили коней, чтобы те, застоявшиеся, разогрели кровь и пощипали за стенами зеленую травку, в ворота замка въезжали повозки с припасами, и кастелян принимал их у дверей подвала, все перевешивая и пересчитывая. Алиенора представила, как в огромной кухне замка сейчас пылает огонь, повара суетятся у очага, зажаривая цельные туши баранов, а также гусей и кур, как виночерпий с помощниками вытаскивают из подвалов замшелые бочки, выбивают пробки и разливают густое, темно-красное вино по кувшинам. Такого здесь не было с тех пор, как покойный барон ушел на войну. Жизнь в Азни после его похорон словно остановилась, дни тянулись тягостно и уныло, омрачаемые скверными новостями о войне, которые приносили редкие пилигримы и забредавшие ненадолго в замок проезжие рыцари, спешившие в еще не занятые сарацинами порты. Они с завистью говорили, что Азни – Богом хранимая земля, дальний край Иерусалимского королевства, к которому пока еще не подошел Саладин. Молодая вдова после таких разговоров долго плакала, сетуя на судьбу, что оставила ее, такую юную и цветущую, без надежной защиты. Как ни плох был покойный барон, но за его могучей тушей она жила спокойно, не думая о будущем. А оно в год 1187-й от Рождества Христова представлялось безрадостным…
С приездом гостей в Азни словно возвращались прежние времена, и Алиенора с нескрываемой радостью подумала о предстоящем обеде, где она предстанет… Нет, не безутешной вдовой. Владычной владелицей обширного и богатого баронства, гордой и неприступной. Ну, может, и не совсем неприступной, но гордой обязательно. Баронесса д'Азни не может быть простушкой. Гости могут подумать невесть что! Она ясно даст им понять…
Алиенора замахала руками, отгоняя роившиеся в голове видения, но они не отступили. И она, сдавшись, стала мысленно смаковать свои предстоящие слова и жесты. Да так увлеклась, что не заметила, как во дворе появился Рено, который долго стоял, подняв голову, ожидая, что она заметит красивый рыцарский пояс, который он успел надеть, и подаст ему хоть какой знак. Но она не подала…
Замок Азни построили недавно, воинственный отец покойного барона, заложивший укрепление на вершине холма горной долины, был больше озабочен высотой и толщиной стен, чем удобствами жителей. Небольшой каменный дом для самого барона и его родных возводили на скорую руку; он был мал, неуютен, с единственным залом на все случаи жизни. В нем покойный барон вершил суд, принимал послов и угощал гостей. Зато дом примыкал к высокой южной стене замка, рядом с воротами; так что при необходимости не составляло труда разглядеть в окно въезжавших мирных гостей или прямо из здания выбраться на стену – рассмотреть гостей непрошеных. От покоев баронессы зал отделяло всего несколько шагов. Это было удобно для барона, когда после обильных возлияний с гостями похоть одолевала его, но отравляло жизнь Алиеноры, которой не давали уснуть крики гостей и их разнузданные песни.
Алиенора невольно вспомнила это, шагая по коридору, и по телу ее пробежала предательская дрожь – она впервые принимала столько гостей в роли полноправной хозяйки. Перед дверью она остановилась, переводя дух, а затем решительно шагнула в проем, открытый услужливым мажордомом.
При ее появлении рыцари, сидевшие в ряд за длинным столом, дружно встали. Шествуя в сопровождении Берты к стулу с высокой спинкой (раньше на нем сиживал барон, а сейчас оно по праву принадлежало владелице Азни), Алиеонора успела разглядеть всех. Роджера и безрукого Ги за столом не оказалось – видать по всему, еще не оправились от ран.
Мажордом по очереди представил гостей. Козма и Иоаким были одеты в атласные сарацинские халаты. За кушаками виднелись богато отделанные серебром и камнями рукоятки ножей – очевидно, взяли из последней добычи. Иоакиму халат оказался короток – всего до колен. Выглядел он в нем забавно, вдобавок белая кожа на месте сбритой бороды – Алиенора едва не рассмеялась. Сдержавшись, она церемонно ответила на поклон забавного гостя. Тот, выпрямившись, непочтительно уставился на хозяйку, разглядывая ее с нескрываемым интересом.
– Какого ты рода, рыцарь? – надменно спросила Алиенора, пряча за холодностью смущение.
– Высокого, госпожа! – ответил за Иоакима Козма. Голос его оказался густым, сочным. – Его предки командовали большим войском.
– Он граф, барон, виконт?
– Прадед Иоакима был пожалован титулом князя, так что Иоаким – князь.
– А ты, рыцарь?
– У меня нет титулов, госпожа.
– Мой друг ведет род от немого рыцаря по прозвище Пчела, жившего в Провансе восемьсот лет назад, – вмешался Иоаким. – Тот рыцарь отважно сражался с врагами веры, немилосердно жаля их, за что и получил свое прозвище.
"Разве восемьсот лет назад был Прованс?" – хотела спросить Алиенора, но сдержалась. Монахи учили ее истории, она смутно помнила, что в четвертом веке от рождества Христова на землях нынешних Прованса, Франции и Аквитании вроде была Галлия, но помнила это нетвердо. А показаться невежественной ей не хотелось. Алиенора сделала жест, приглашая гостей к столу.
Случайно или нет, но ее место оказалось между двумя чужеземцами: по правую руку оказался Иоаким, по левую – Козма. На Рено, севшего по левую руку от Козмы, Алиенора не обратила внимания, на туркопола, выпучившего глаза при ее появлении, едва глянула.