Рыцари удачи. Хроники европейских морей

Снисаренко Александр Борисович

Другая - Маргарита Бургундская жила в Антвер­пене, утратив всякие надежды на корону после гибели 5 января 1477 года Карла Смелого в битве со швей­царским ополчением, безвременной смерти дочери (тоже Маргариты Бургундской) и раздела Бургундии между Францией и Нидерландами. Одинокой женщи­ной владело лишь одно желание - отомстить.

Самое простое, что она могла бы предпринять, это обратиться к пиратам, как поступали все в ее положении, кому это было по карману. Но их вожак Пауль Бенеке сам отрезал ей пути к этому шагу: он вызвал неистовый гнев папы Сикста IV тем, что взял на абордаж недалеко от Брюгге флорентийскую га­леру «Святой Фома», туго набитую ценным церковным имуществом, оцениваемым ныне в несколько миллио­нов золотом. Свой трофей Бенеке включил в состав ганзейского флота, невзирая

на протесты флорен­тийцев, тщетно напоминавших ему о мирном договоре между Флоренцией и Германской Ганзой. (Впослед­ствии этот корабль захватили французы и вернули законным владельцам за тысячу двести гульденов.) Набожная католичка, Маргарита, разумеется, не реши­лась на союз с врагом папы. Она продолжала дожи­даться удобного случая.

Такой случай вскоре представился. Однажды один из придворных Маргариты сообщил ей, что встретил на улицах Антверпена... сына Эдуарда IV. Маргарита живо заинтересовалась воскресшим покойником и при­казала доставить его к себе. Так состоялось знакомство развенчанной герцогини с Перкином Уорбиком, чье необычайное сходство с младшим сыном Эдуарда IV подсказало ей план мести Тюдорам, родственникам ненавистных Ланкастеров.

План этот был весьма авантюрным для тех времен: Европа еще не успела забыть целую серию самозванцев, называвших себя чудесно спасшимся Ричардом II Плантагенетом, который был свергнут Генрихом IV Ланкастером и то ли традиционно заколот, то ли уморен голодом в 1399 году. Трудно сказать, сознавала ли ослепленная ненавистью женщина всю шаткость своих замыслов и их возможные последствия. Во вся­ком случае, она решилась рискнуть.

Уорбик поселился в ее покоях и прилежно присту­пил к изучению премудростей придворного этикета и родословных английской знати.

В 1492 году, когда Генрих VII улаживал очередной спор с французским королем при помощи оружия, а Колумб открывал Америку, Маргарита решила, что час пробил. Она публично объявила Уорбика сыном Эду­арда IV, герцогом Йоркским. Была сочинена и распро­странена в Англии прокламация, обосновывавшая за­конность притязаний Уорбика на английскую корону. (Вероятно, на ней строил свою книгу французский исто­рик Рей, в 1818 году повторивший все аргументы Маргариты «подкрепив» их легендарными данными.)

В карьере Уорбика, несомненно, сыграло не послед­нюю роль не только его внешнее сходство с убитым в Тауэре принцем, но и поразительное созвучие его фамилии с фамилией заживо погребенного в том же Тауэре Уорвика. Маргарита в прокламации признала Уорбика своим племянником, но ведь и Уорвик состоял с нею в точно таком же родстве! Тот, кто сомне­вался в чудесном воскрешении принца, вполне мог уве­ровать в то, что речь идет об Эдуарде Уорвике - племяннике короля и не менее законном претенденте на корону, чем его кузен.

Даже сегодня, когда мы оцениваем события прош­лого во всеоружии исторических и не только истори­ческих знаний, мы не всегда способны достаточно быстро ориентироваться во всех хитросплетениях жиз­ни далеких эпох. Чего же можно ожидать от совре­менников этих событий, не только лишенных элементар­ной информации, но и находившихся в идеологическом плену той или иной партии, группировки, династии? Слухи и сплетни - вот все, что было им доступно. И воспринимаемое на слух словосочетание «Уорбик, племянник Маргариты» почти неизбежно должно было превратиться в гораздо более привычное: «Уорвик, пле­мянник Маргариты». Уорбика не знал никто; Уорвика, родственника Йорков, Ланкастеров и Тюдоров, знала вся Англия. Именно на этом в значительной степени строились планы Маргариты, именно это предопредели­ло первоначальные успехи самозванца.

Итак, дьявольский план приведен в действие. Уорбик отправился в Ирландию, все еще хранившую верность Йоркской династии, и стал дожидаться удобного слу­чая для реализации своих «прав». Однако его планы сорвал на этот раз мир между Англией и Францией. Армия Генриха вернулась в Лондон, а Уорбик - в Антверпен.

Генриха VII сильно обеспокоило появление самоз­ванца, чреватое новой гражданской войной, а возмож­но - и новой сменой династии. Он велел учинить стро­гое расследование и обнародовать его результаты. Убийц детей Эдуарда допросили с пристрастием, но они

твердо стояли на своем: принцы задушены ими соб­ственноручно. Послали за тауэрским священником, что­бы узнать место их погребения и либо подтвердить, либо опровергнуть заявление Маргариты Бургундской, но оказалось, что он давно уже умер. Генрих попал в до­вольно щекотливое положение: о производимом рассле­довании знали многие, но раскладка получилась явно в пользу Маргариты. Опровергнуть Маргариту Генрих не мог, а продолжение расследования могло привести к еще более нежелательным результатам. Он отступился.

Но не отступилась герцогиня. Уорбик на ее деньги нанимает пиратские корабли с головорезами, готовыми на все, и пытается высадиться в Англии. Неудача. В Ирландии - тот же результат. Еще и еще. Наконец он прибывает в Шотландию. Здесь его с распростер­тыми объятиями встречает Яков IV (дед Марии Стю­арт), давно уже мечтающий насолить Генриху Тюдору (ее прадеду).

Уорбик отсылает пиратский флот в южном направле­нии, поселяется в Эдинбурге и вскоре при содействии Якова упрочивает свое положение браком со своей да­мой сердца и родственницей короля - дочерью лорда Хантли графиней Екатериной Гордон. Этот брак сде­лал самозванца хоть и отдаленным, но все же родствен­ником английских королей. Матримониальный союз вскоре перерастает в союз политический. В 1495 году король Шотландии и лжекороль Англии, присвоивший себе титул Йорков и имя Ричарда IV, объявляют себя в состоянии войны с Генрихом, которого они теперь называют не иначе как узурпатором. Однако заговор­щики плохо оценили соотношение сил, пираты задали стрекача при виде королевских штандартов, а расчеты на то, что объявление войны послужит сигна­лом к единению враждующих шотландских кланов и к восстанию английской знати, лопнули как мыльный пузырь. Уже в следующем году Яков заключил с Генри­хом вынужденный мир на условиях высылки своего но-вообретенного родича из Шотландии. Благополучно миновав все ловушки, расставленные на его пути Ген­рихом, Уорбик вернулся во Фландрию. Вернулся про­игравшим, хотя и не побежденным.

Английский военный корабль XV века. Реконструкция.

Но семя, брошенное Маргаритой, уже дало всходы. Едва в 1498 году в Корнуэллсе восстали крестьяне, немедленно прибывший туда Уорбик стал их знаменем. Во главе нескольких тысяч мятежников он двинулся к Лондону. Но ему не удалось уйти дальше соседнего графства. Когда армия восставших приблизилась к Эк­сетеру, она встретила упорное сопротивление, спутав­шее все карты Уорбика, рассчитывавшего на блицкриг. Затянувшийся штурм городских стен и бесплодные переговоры погубили восстание. Крестьяне были пере­биты подоспевшими королевскими войсками, а Уорбик попал в плен и препровожден в Лондон, куда он так долго и безуспешно стремился.

Пробыв в Тауэре около года, Уорбик при весьма загадочных обстоятельствах совершает побег. Относи­тельно этого побега можно предложить две версии: либо Уорбику помог совращенный им тюремщик, свято уверовавший в то, что узник - подлинный король Анг­лии, либо побег устроила Маргарита Бургундская, не желавшая прекращать игру. Второй вариант выглядит правдоподобнее. Известно, что у побережья Кентского графства крейсировал таинственный корабль, готовый немедленно принять Уорбика на свой борт. К тому же по следам беглеца почти тотчас была пущена погоня, а это маловероятно в том случае, если побег готовил фанатичный приверженец Йорков, хорошо знакомый с распорядком жизни тюрьмы и, естественно, дорожащий собственной головой.

Настигаемый королевскими слугами, Уорбик бро­сился под защиту оказавшегося на его пути монастыря, но было уже поздно. Его заметили. Монастырь был окружен, и приор, безуспешно пытавшийся спрятать Уорбика, сумел лишь выговорить ему жизнь, взывая к монаршему милосердию и напоминая ему о священном праве убежища, коим обладали храмы и монастыри.

Как ни странно, Генрих сдержал слово, данное солдатами приору от его имени. Уорбика лишь прикова­ли к позорному столбу в Чипсайде, а затем водворили в одиночную камеру Тауэра.