Рюссен коммер!
Шрифт:
Седьмое. Не думай, что ты всё умеешь.
Восьмое. Тебе не следует смеяться над нами.
Девятое. Не думай, что кому-то есть до тебя дело.
Десятое. Не думай, что ты можешь нас поучать.
Он вскочил, сделал пару нервных шагов по залу, вернулся за столик. Я погуглила потом, что это ещё за закон Янте, и оказалось, что он из романа 1933 года «Беглец пересекает свой след» датчанина Акселя Сандемусе. Книга на русский не переводилась, и имя автора я слышала первый раз. Действие происходило в вымышленном городе Янте, а по этим законам,
– Мне нравится Россия, я прожил там два года, – грустно сказал Никлас. – Но когда я говорю здесь, в Швеции, что хотел бы вернуться, на меня смотрят как на сумасшедшего. Они думают, там опасно, там стреляют, как на Диком Западе, некоторые и правда верят в шутки про медведей на улицах.
Он оказался большим поклонником Джордана Питерсона, которого на шведский манер звал Йорданом Петерсоном.
– Вот посмотри, что такое ваша левацкая политкорректность. Стоило профессору высказаться вразрез с общепринятым мнением, покритиковать немного лицемерие нашего общества, как его тут же выгнали из всех университетов. Есть два мнения, наше и неправильное, но вообще-то у нас свобода слова и демократия, – громко и нервно рассмеялся Никлас.
– При чём тут леваки? Это либеральная политкорректность. Давайте говорить исключительно о меньшинствах и сделаем вид, будто не знаем, что женщины даже в Европе до сих пор получают меньше мужчин, азиатские девочки шьют наши джинсы, а тайки отсасывают за вид на жительство.
– А почему мы вообще должны говорить о женщинах? – завёлся Никлас. – Почему мы всё время говорим только о женщинах?
– Потому что мы веками говорили только о мужчинах!
Мы начали спорить о социализме, перешли на крик, и посетители кафе стали на нас оборачиваться.
– Приведи сперва в порядок свою комнату, прежде чем спасать мир, – с вызовом процитировал Никлас своего любимого Питерсона.
– Ну-ну. Наши пропагандисты тоже любят эту фразу. Это звучит как «прежде чем бунтовать, отдрай свою шконку». И что будет, если все мы отдраим свои шконки до блеска? У нас будет образцово-показательный концлагерь!
– Что такое шконка? – растерялся Никлас. – Я не понимаю.
– Да и хрен с тобой, – разозлилась я и, громко отодвинув стул, встала из-за стола.
На улице, через окно, я видела, как Никлас достал из кармана таблетки и проглотил, не запивая.
После нескольких так себе свиданий, настолько скучных, что и вспомнить нечего, я стала переписываться с Бу. Ему было пятьдесят, но на фотографиях он выглядел моложе. Подтянутый, загорелый, наверняка недавно из Таиланда. Я решила, что должна хотя бы ночь провести с ним. Тем более что прочитала где-то, будто шведы именно так часто и начинают отношения, сначала переспят, а потом уже знакомятся поближе.
Я нашла на «Шведской пальме» объявление об эпиляции. Вместо 2000 крон, как в салоне, там предлагалось сделать всё за 300, и я тут же позвонила.
Ехать пришлось
Мне нужен был первый дом по Фриггсвэг, панельная восьмиэтажка рядом с большой автомобильной парковкой. У подъезда меня встретила Тетяна, чуть полноватая блондинка, за тридцать, симпатичная, но вульгарно накрашенная.
– Я предупредила, что беру только наличные? – встревоженно спросила она.
– Да уж сама догадалась.
Мы поднялись на шестой этаж, и, открыв дверь ключом, Тетяна пригласила меня войти первой. Квартира была просторная, чистая. Две комнаты, кухня и большой коридор. Среди обуви было много детской.
– Одна здесь живёте?
– С подружками. – Тетяна предложила мне тапочки. – Много нас, приезжаем на заработки, салон у нас тут.
– А сами откуда?
– Черновцы.
Большая комната, в которой стояли две кушетки, была разделена перегородкой. На одноконфорочной плитке подогревался воск для эпиляции. На дальней кушетке лежала женщина с какими-то странными банками на лице, наполненными чем-то бордовым, похожим на кровь. Над ней хлопотала Мадина, в длинном платье и с убранными под платок волосами. Мы поздоровались.
– Мадина приехала на неделю, – объяснила Тетяна. – Она лечит только мусульманок.
На полу стояло много бутылок с алкоголем, польской настойкой Zubr'owka и болгарским виски Black Ram.
– Подрабатываю слегка, вожу вот по чуть-чуть, – перехватила Тетяна мой взгляд.
– Из Польши, что ли?
– Из Польши. Если кому надо будет, имей в виду.
Я разделась и легла на кушетку. Тетяна протёрла меня влажной салфеткой, припудрила тальком и, зачерпнув воск деревянной лопаточкой, вымазала лобок.
– Горячо? Потерпи, сейчас полегчает.
– А что это за процедура? – спросила я, кивнув за перегородку. – Вот эта вот, – я изобразила руками банки.
– Это хиджама, – услышала меня Мадина. – Косметологическая процедура для мусульманок.
– Да, Мадина у нас косметолог. Специальные курсы прошла в Махачкале, – сказала Тетяна. – А теперь на три-четыре выдыхай. Три-четыре!
Я выдохнула, и Тетяна дёрнула воск. Я вскрикнула от боли.
– А теперь лягушечкой ноги сложи.
– Что такое хиджама? – спросила я, чтобы отвлечься.
– Это то, чем пророк Мухаммед, мир ему и благословение Аллаха, велел нам лечиться, – ответила Мадина. – «Если и есть в чём-либо из того, чем вы лечитесь, благо, то оно в кровопускании».
– М-м-м, понятно, – протянула я, хотя ничего понятно не было, и тут же заорала, потому что Тетяна дёрнула воск.
– Краса требует жертв, – хохотнула она, присыпав меня тальком. И, достав пинцет, стала выщипывать оставшиеся волоски.
– Хиджама выпускает дурную кровь, – продолжала Мадина. – Омолаживает, оздоровляет, лечит прыщи, морщины, дряблость.