Рыжий Будда

Марков Сергей Николаевич

Злобная двусмысленность надписи умиляла Збука. Конечно, он умирает не как все люди! Он даже изречение напишет с какой-нибудь ошибкой и отсебятиной, чтобы о загадочности Антона Збука написал после какой-нибудь книжный дурак!

Но на этот раз Збук не успел, если не пожалел амулета, выцарапать надпись на бутылке, потому что его к вечеру нашли погонщики гуртов.

Он потерял почти все силы, но крепился и разыгрывал штучки в своем стиле. Так, например, когда Збуку дали воды, он выпил ее всю, но после сплюнул по-киргизски через зубы, как можно дальше, и заявил, что вода как будто немного солоновата.

В это время Збук обдумывал только что зародившуюся у него мысль о создании Ново-Ареана, и плевок был сделан с двойной целью – прежде всего показать лицом свой цинизм в отношении проблемы жизни и смерти, а во-вторых – скрыть от гуртоправов рождение великой идеи.

Подобранный план переустройства вселенной Антон Збук носил как бы в своем сердце, скрывая этот проект даже от себя. При этом преобразователь мира сумел уверить свой мозг в том, что некоторые мысли можно скрыть от самого себя, упрятав их подальше в темные углы сознания и делая так, чтобы идеи лишь мерцали, как убавленные огни, которые все-таки видны, но неясны.

Поскольку земля до сих пор кругла и вода и суша распределены на ней в прежнем порядке – мы должны быть спокойны! Антон Збук не привел в исполнение своего проекта и не оставил его для потомства! Это тоже – цинический жест.

Что же касается Ново-Ареана вообще, то что же сказать о нем просто так?

Черт знает что думал о нем Збук, умевший распределять в своем мозгу мысли так, что они были для него самого неясны! Но он все же пробалтывался о том, что Ново-Ареан – есть не что иное, как огромный океан пресной воды, омывающий сожженную ранее песками и жаркими ветрами сушу.

Ново-Ареан можно образовать путем ничего не стоящего, но искусного использования стихийных сил, главным образом мороза.

Збук и не думал углубляться в подробности, ведь он твердо помнил о яблоках Ньютона, растущих для того, чтобы упасть на макушку какого-нибудь мудреца.

– Замечательно, – издевался Збук над легендами, умилявшими столетиями все человечество. – Хорошо сидеть в архимедовской ванне, смотреть на уаттовский чайник и дожидаться, когда само яблоко Ньютона упадет прямо в рот! Именно так – сначала съесть, а потом открыть закон тяготения!

Когда Збука спасли, он вновь отправился бродить по пустынным рекам, и на одном из урочищ узнал от проезжих русских, что в России за это время свергнута не только династия костромских бояр, но и новое временное правительство. Збук сделал вид, что Это его нисколько не тронуло, не удивило, и с неизвестной целью завел себе бакенбарды, напоминавшие своей формой лезвия сапожных ножей.

Скоро бакенбарды были запущены; они превратились в бороду, изумительную по своей живописности. К этой бороде как нельзя лучше пришлись знаменитые волосяные очки, защищавшие зрение Збука от песчаной пыли с первых же дней его жизни в пустыне. Владелец очков так привык к ним, что не расставался с очками даже ночью, когда спал.

В те дни, когда Збук, отрастив бороду, удивлял ею мир, к устью реки, по которой он бродил, пришли разгульные части атамана Аникина.

Збук с удивлением смотрел на странных солдат атамана; они носили на рукавах изображения серебряных черепов, кичились взятым из омского Никольского собора знаменем Ермака и возили с собой целые обозы разгульных женщин, преимущественно самарских беженок.

Речной отшельник спокойно встретил новых гостей и даже начал извлекать выгоду, получая от аникинцев консервы и сгущенное молоко, как плату за ценные указания, касающиеся пресных колодцев в пустыне.

Атаман Аникин сидел на соленой реке очень долго, его загнали в этот песчаный тупик красные дивизии, свалившиеся с высот Урала как снег на атаманову голову.

Аникин со скуки, сидя в палатке, передвигал темляк на шашке, играл в карты с адъютантом и топил славянское горе в спирте, отбитом у вражеских обозов. Его всадники, спешившись, сидели у реки целыми днями, чубы солдат свешивались до поясниц; гусары давили вшей, распевая злобные частушки.

Медные котелки пустели с каждым днем, и Аникин, стиснув зубы, решил уходить в Китай или Монголию. Самарские беженки, узнав, что атаман хочет их бросить, немедленно устроили заговор и после него – бунт, подавление которого развеселило хмурого атамана.

Скоро Збуку пришлось, скрепя сердце, бежать впереди двух всадников, поймавших его в степи. Всадники подталкивали творца Ново-Ареана пиками, Збук защищал ладонями мягкие места, пытался переругиваться с конвоирами и орать о независимости, пока конвоиры честно не пригнали Збука к палатке самого атамана.

– Видал пичужку? – ласково спросил пленника Аникин, показывая ему дуло маузера. – Ты тут каждый куст, все реки знаешь – веди к границе! Кладу тебе двойной паек."А пока – будь здоров!

«Что я тебе за Сусанин?» – мысленно сказал Збук, по давней привычке поспешил поскорее сделать вид, что он в эту минуту ничего не думает, и вышел из палатки.

Ему, действительно, увеличили вдвое паек.

Збук уничтожал в день по три банки сгущенного молока и еще успевал выменивать на оставшиеся банки всякую походную дрянь у крестоносцев и гусар. Таким образом, например, он достал старые краги у полкового фельдшера и кусок авиационного шелка из цейхгауза. В шелк была немедленно завернута волшебная бутылка.

Свой фетиш Збук по-прежнему свято хранил и никому не показывал.

Эскадроны Аникина шли на юго-восток, их вел, пожалуй, теперь не атаман, а Антон Збук.

Бородач настолько зазнался, что потребовал от атамана лично для себя целый автомобиль, зная, что автомобиля, при всем желании, нельзя нигде достать. Кроме этого, он выговорил себе право пользоваться офицерским котлом и еще массу чисто земгусарских привилегий.

Через два месяца потрепанные степными ветрами атаманские знамена были торжественно водружены на монгольской земле.