С Хейердалом через Атлантику. О силе духа в диких условиях
Шрифт:
Но продолжим экскурсию. Итак, мы сидим на самом носу, над нами – канат, идущий к мачте, и – чуть дальше – громада паруса, а под ней, перегораживая палубу, – ящики с курами и бензомотором.
Еще дальше, ближе к мачте, – опять ящик, длинный, как лавка, – в нем хранится расходная провизия на ближайшие дни. И снова ларь, повыше, оцинкованный внутри, с кухонной утварью и с пресловутыми примусами, – он расположен по отношению к провизионному примерно как крышка школьной парты к ее сиденью, здесь удобно писать дневник, эти строки именно здесь и пишутся.
Такова схема носовой части «Ра». Вылезайте из-под каната, идем к корме. К ней можно идти двумя путями, и оба – обходные, потому что прямо перед нами возвышается каюта. Или хижина – мы ее называли и так и этак.
Она сделана из бамбука и похожа на плетеную корзину, опрокинутую вверх дном. Высота ее – два с лишним метра, длина – четыре, ширина – три. Таким образом, с обеих ее сторон остается по метру до борта – хотя нет, побольше, если учесть дополнительные бамбуковые же платформочки, они, как крылышки, нависают над водой, по ним, собственно, мы и ходим, ибо к стенкам хижины много чего пристроено, привязано, положено и прислонено.
Как мы обойдем хижину – слева или справа, по правому борту (учтите, мы стоим лицом к корме!) или по левому?
Предлагаю – по левому (который сейчас от нас вправо). Иначе мы ничего, кроме шеренги амфор с пресной водой, укрепленных вдоль стены, не увидим, тут – амфоры, там – край настила и океан, и все, а здесь можно будет по дороге заглянуть внутрь хижины, в оранжевый ее полумрак.
Вдоль плетеной стены тянется завалинка, скамейка-рундук. В прошлом году, на «Ра-1», она возникла стихийно; складывали к стенке разные деревяшки, обломки весел, запасные канаты – и вдруг обнаружили, что на всем этом весьма удобно, приятно и уютно сидеть. Поскольку, оборудуя новый корабль, мы надеялись, что на нем весла будут ломаться значительно реже и обломков может на завалинку не хватить, решено было соорудить ее заранее, на манер нижней полки в вагоне, с ящиками под сиденьем. Там хранятся еда и питье.
А хлеб мы держим в особом месте, очень подходящем и укромном. Над крышей хижины сделана деревянная площадка, на ней мы загораем, бывает, что и спим, на ней же сложены кое-какие вещи, надувная лодка, например, – так вот, между площадкой и крышей есть пространство, широкая щель, там всегда тень и всегда сухо, туда и положен хлеб в мешках из грубой серой ткани.
Вот, пожалуйста, – парадный вход в наш дом.
Входя, слегка пригнитесь: от пола до потолка чуть больше полутора метров. Однако на самом деле пол гораздо ниже, просто его не видно, он скрыт ящиками, придвинутыми тесно один к другому.
Окон нет, но не так уж темно, бамбуковые стенки просвечивают, и брезент, даже двойной, – им укрыта хижина сверху, сзади и с левого борта, – тоже пропускает свет солнца, и в мягкой цветной полутьме легко различить прежде всего восемь наших постелей, четыре и четыре, валетом, ногами к центру, изголовьями к носу и корме.
Вон мое место, в правом переднем углу; остальные места распределены так: головой по ходу, справа налево – Жорж, Мадани, Норман; ногами по ходу, тоже справа налево – Сантьяго, Кей, Карло и Тур.
На стенках развешаны плетенки, сумки, мешки, фотоаппараты, все это раскачивается на деревянных крючках. Специально для меня приспособлен плетеный ларец с медикаментами. И еще один ящик висит в хижине, он, собственно, не ящик, а домик. Ибо нас в экипаже не восемь, а девять, с нами плывет еще один, обойденный пока что вниманием ветеран.
Обезьянку Сафи подарили нам в прошлом году, перед отплытием; ее имя должно было напоминать о гавани, из которой нам предстояло выйти в путь. Сафи, озорное и предприимчивое существо, проделала с нами весь маршрут, мы с ней крепко подружились и, когда затевалось новое плаванье, решили, что стоит возобновить контракт и с ней. Среди наших загорелых лиц не раз мелькнет на этих страницах и ее забавная мордочка.
Да, хижина… В первых записях моего прошлогоднего дневника есть такие строки:
«…В хижине хорошо, но она ходит ходуном со страшной силой, кажется, сейчас рухнет, и потом, в ней не видно, что происходит снаружи».
И еще:
«…Когда лежишь в хижине ночью… ощущаешь сильное движение и изгибание корпуса… С ним ходит вся каюта, и возникает звук, похожий на шуршание сухого сена…»
Смешно вспомнить, но в начале плавания на «Ра-1» я старался под любым предлогом выбираться на палубу: на палубе страшно, а в каюте еще страшней, сразу начинает казаться, что корабль переворачивается.
А потом пришло успокоение и, наоборот, чудилось, что, привалившись в своем спальном мешке к шаткой стенке, ты отгородился от всех бед, словно не плетень из сухих прутиков отделяет тебя от океана, а, по крайней мере, дубовая корабельная бортовая доска.
Все же тот, первый наш «Ра», был не очень надежен, теперь-то можно это сказать.
Мы любовались им, когда он возникал на строительной площадке, радовались, ступив на его палубу, а расставшись с ним, глотали искренние слезы. Последнее не мешало нам понимать, что этот уродец-работяга был, конечно, никакой не корабль, а, употребляя любимое выражение Тура, – плавучий стог.
В сущности, он представлял собою плот из снопов папируса, соединенных и уложенных в два слоя, которые, в свою очередь, были притянуты друг к другу веревками и канатами. Каждый сноп плыл как бы сам по себе, поднимался и опускался, как рояльная клавиша, – мы путешествовали словно на целой стае игрушечных корабликов, где у каждого – свой норов, хорошо хоть всем им было с нами по пути.
Тур этим восторгался; он объяснял: главный секрет «Ра» – его эластичность, он и волны взаимно огибают, обтекают друг друга и потому нашему судну не опасен никакой девятый вал.
Действительно, как ни трепало нас, мы не перевернулись, не утонули. И все же «Ра-1» был довольно кустарным сооружением. Кривобокий, несимметричный, хижина не по оси, а набекрень. Корма почти сразу же начала намокать и погружаться, и правый борт оседал на глазах, так что большую часть пути мы проделали полупритопленные, словно накренились однажды для виража, а выпрямиться раздумали.
А уж о рулевых веслах что говорить, о несчастных веслах, ломаных-переломаных, сколоченных и связанных и снова ломаных…