С малых высот
Шрифт:
Вскоре к месту падения самолета подошли пехотинцы. С их помощью Калинин и Скочеляс вынесли тела друзей из болота и похоронили в лесу южнее деревни Малые Дубовицы.
К вечеру летчик и штурман вернулись в полк. Это произошло 7 июля 1942 года. На митинге, собранном перед началом ночных полетов, было зачитано предсмертное письмо Сергея.
"Продолжаю воевать с фашистским зверем на У-2, - писал он родным. - Но сердце мое на скоростных бомбардировщиках".
Сережа мечтал о громадных скоростях, а погиб на тихоходной машине. Но он хорошо понимал
"Родина приказала мне бить проклятых фашистов на У-2. Значит, так надо. Будьте за меня спокойны. Я не опозорю фамилию Пахомкиных. А если потребуется, я готов отдать жизнь ради свободы любимой Родины". Коммунист Пахомкин сдержал свое слово. Он всегда был впереди и отдал свою молодую жизнь дорогому Отечеству.
Обстановка, в которой нам приходилось действовать, становилась все сложнее. При подходе к цели нас старались схватить в свои объятия вражеские прожекторы, открывали огонь зенитки, атаковывали истребители. Участились и налеты авиации противника на наш аэродром. Еще 26 августа 1941 года командующий фронтом издал приказ, в котором говорилось: "На всех аэродромах для каждого самолета и каждой автомашины сделать земляные, тщательно замаскированные укрытия. Вблизи них вырыть щели для личного состава".
Майор Куликов приказал рыть земляные укрытия летчикам и штурманам. Работали мы днем после двух-трехчасового отдыха. А вечером снова отправлялись на боевые задания.
Мы не раз говорили командиру полка, чтобы рытье землянок он возложил на батальон аэродромного обслуживания. Но наши просьбы и жалобы оставались без ответа. Каждый из нас понимал, что такое перенапряжение летного состава к добру не приведет, и мы сами стали искать выход из положения.
Незадолго до этого среди летчиков нашего полка развернулось интересное движение - научить штурманов самостоятельно пилотировать самолет. И вот теперь, когда ценный почин стал давать первые результаты, кое-кто из нас решил воспользоваться ими для организации кратковременного отдыха в полете. Мне тоже такая идея показалась соблазнительной. А кончилось это... Но расскажу обо всем по порядку.
Наш полк получил приказ в сумерки перелететь в Вины. Оттуда мы должны были наносить удары по аэродрому Дно, где сосредоточились транспортные самолеты и истребители противника.
В первый полет я отправился с Михаилом Егоровым, отличным штурманом, секретарем комсомольской организации. Набрав высоту, я сказал ему:
– Миша, ты пока спи. При подходе к цели я разбужу тебя, и мы отбомбимся. Обратно ты поведешь самолет сам, а я посплю.
– Хорошо, - согласился Егоров.
Прошли озеро Ильмень, затем город Шимск. Скоро цель. По небу начали шарить вражеские прожекторы.
Я взглянул на высотометр: две тысячи восемьсот метров. Разбудил Михаила. Когда над целью погасли прожекторы и перестали стрелять зенитки, убрал газ и начал планировать на аэродром. На высоте тысяча четыреста метров штурман подал команду: "Чуть довернуть!" - и сбросил бомбы.
Резко развернув
Продолжая снижаться, я вскоре вышел из зоны обстрела Метрах в двухстах от земли спросил штурмана:
– Жив?
– Все в порядке, - ответил Егоров. Через несколько минут с небольшим набором высоты вышли на Ильмень.
– Миша, бери управление, а я посплю.
– Давай...
Егоров повел самолет, а я, прижавшись к спинке сиденья, задремал. Проснулся от какого-то предчувствия. Схватил ручку управления, сектор газа и крикнул:
– Падаем?
– Проснись, - засмеялся Егоров, - все нормально.
Протер глаза, посмотрел на линию горизонта, спросил:
– Где находимся?
– Прошли маяк номер один. Видишь сзади работает.
– Это не тот маяк.
– Как не тот? - удивился Егоров.
– Не он! Заблудились.
– Не может быть!
Я понимал его: все внимание он уделял приборам, чтобы удержать самолет на курсе. Для наблюдения за местностью у него просто не оставалось времени.
– Заблудились, говорю!
– Возможно, - согласился штурман.
Неуверенность штурмана всегда вызывает у летчика тревогу. Этот неопределенный ответ так неприятно подействовал на меня, что, когда штурман сказал взять немного правее, я с недоверием отнесся к его предложению. Взглянул на бензомер и увидел: стрелка прибора подходит к нулю. Спорить стало не о чем.
– Давай выбирать площадку, - сказал я штурману. - Пойдем на вынужденную, горючее кончается.
– Хорошо, - тяжело вздохнув, ответил Егоров.
Нас окружала непроглядная темень. Только справа мерцал какой-то огонек.
На вынужденную мы всегда старались садиться только у населенных пунктов. Там можно найти тепло, питание, помощь и, самое главное, телефонную связь.
Мелькавший впереди огонек казался мне спасительной звездочкой. Я старался делать все возможное, чтобы дотянуть до него. Когда до огонька стало совсем близко, передал штурману:
– Подготовь белую ракету, освети место посадки. Если внизу кустарник, положу машину на крыло и садиться не буду.
Штурман приготовил ракету. Огонек все ближе и ближе. Когда до земли осталось всего метров пять? шесть, вдруг впереди зажглись стартовые огни аэродрома.
– Аэродром! - вырвался у меня возглас. Только приготовился выравнивать машину, как с земли взлетели две белые ракеты. Они осветили и посадочную полосу, и большую часть аэродрома.
– Так это наш! - крикнул штурман. - Вины!
Самолет мягко приземлился и покатился по посадочной полосе. В этот момент мотор совсем перестал работать, горючее кончилось. Довольные, мы вылезли из кабины. Подбежавшие техники и мотористы оттащили машину на стоянку. Я побежал на командный пункт доложить командиру о выполнении задания.