С мертвых не спросишь
Шрифт:
Оцепенение ослабло, теперь осталась только резкая боль, и мозг мой на мгновенье прояснился. Я вспомнил, кто я, понял, что связан и глаза завязаны. Боль в левой руке все нарастала.
– Добавь еще.
– Но я же говорю...
– А я приказываю!
Новый приступ боли. Тут я напряг все мышцы и рванулся что было сил, дернувшись всем телом. Иголка шприца уперлась в кость, снова резкая вспышка боли...
– Господи, ты сломал иголку!
– Не я, а он!
– Скорей возьми другую.
– Другой у меня нет...
– Боже,
– Теперь ничего не получится. Что будем делать?
– Ничего. Разрежь веревки – и все.
– Но у меня нет ножа...
– Скоро у тебя вообще ничего не будет!
Чьи-то руки стали меня тормошить, от этого вдруг заболели живот и шея. И вдруг я ощутил, что свободен от веревок.
– Ничего, очухается. Пошли.
Скрип тонких досок пола и постепенно удаляющийся голос:
– Не могу понять, как получилось...
И тишина. Тьма, одиночество, даже время остановилось. Неужели я умираю? Только не в одиночестве и не в темноте! Хочу слышать человеческие голоса. Хочу почувствовать приятное оцепенение, а не боль, хочу уснуть... Нет, сон уходит, а боль все нарастает. Но я, слава Богу, жив.
Я осторожно шевельнулся, поднял руку и сорвал с глаз повязку. Никакой разницы – вокруг все так же темно и душно, ни дуновения. Левый локоть ужасно ныл, потом его пронзила резкая боль. Правой рукой я стал ощупывать все вокруг себя.
Похоже, лежал я на какой-то металлической полке, прямо на голых ребрах. Но что же дальше? Я нащупал невысокий деревянный барьер, над ним брезент на металлических стойках.
Схватившись за стойку, я очень осторожно поднялся на ноги. Невидимый мир вокруг закачался, под ногами скрипнули жидкие доски. И тут я понял, что стою в кузове грузовика.
Не знаю, сколько времени ушло, чтобы наощупь добраться до заднего борта и с величайшей осторожностью спуститься. Теперь подо мной был твердый бетонный пол, над головой – какая-то крыша.
Где-то вдалеке светился неясный прямоугольник, и я, с трудом переставляя ноги, направился к нему. Затем наткнулся на машину, потом на другую, и, наконец, стал подниматься по наклонному пандусу к холодным фонарям, вдыхая свежий воздух.
И тут меня вырвало.
Возможно, оттого голова немного прояснилась.
Я сел на прямо на землю и стал смотреть вокруг на ярко освещенную безлюдную улицу, автомобили на стоянке, деревья на углу в свете фонарей. Я выбрался из гаража под недавно выстроенным многоквартирным домом в районе Примроуз-Хилл – всего в полумиле от своей собственной квартиры. До дома моего знакомого врача было так же близко, как до Луны.
Собравшись с силами, я встал на ноги.
11
Сидя в ногах моей кровати – точнее, своей кровати для гостей – он спросил:
– Ты хоть помнишь, что было прошлой ночью?
– Еще бы. Ты жуткий живодер – боль была адская.
– Разумеется. – Хоть Алекс перебрался в Лондон из южной Шотландии лет двадцать пять назад, он все еще говорил с акцентом. – Ты сам сказал, что тебя накачали пентоталом. Поэтому я не рискнул на обезболивание. Где тебя учили ломать иголку шприца – в разведке?
– Там только советовали. Но перед операцией ты даже не налил мне виски, скупой черт.
– По той же причине, – спокойно ответил Алекс, наклонился и внимательно взглянул мне в глаза. – Ну вот, сейчас все в норме.
Он протянул мне стакан с какой-то коричневой жидкостью.
– Не сомневаюсь, что это твой обычный завтрак, хотя для нормальных людей сейчас уже время обеда.
Я подозрительно понюхал содержимое стакана, но там оказался настоящий шотландский виски.
– Спасибо, Алекс. За твое здоровье!
При первом же глотке меня пронзила боль в горле и где-то внутри.
Он кивнул.
– Все правильно – от сильного удара в солнечное сплетение некоторое время будет болеть живот. С горлом то же самое.
Я стал пить виски по капельке.
– Теперь, – сказал Алекс, – давай решим, как быть с полицией.
– Ты уже сообщил обо мне?
– Нет еще. У нас ведь нет закона, который запрещал бы человеку сломать иголку шприца в собственной руке – хоть это фокус не из легких. К тому же всегда можно упасть и удариться об что-то животом. Но как быть с шеей? Если допустить, что можно с такой силой сдавить собственную артерию, тогда нетрудно самому себя и изнасиловать.
Я улыбнулся – даже это резануло болью горло.
– Алекс, я сам бы побежал в полицию, если бы это что-то дало. Но тут орудовали профессионалы, где их теперь искать?
Внезапно мне в голову пришла одна идея.
– Как думаешь, тот, со шприцем, был профессионалом?
Алекс задумался.
– Найти вену на руке ничего не стоит – они у тебя довольно заметные. Но вот вводить по капле пентотал, удерживая человека на грани потери сознания... Пожалуй, тут нужны известные медицинские навыки. – Он поднялся с кровати. – Если это был врач, хотелось бы мне увидеть, как его вышибут с работы.
– Если он и был врачом, готов поспорить, что его уже когда-то вышибли.
Он кивнул.
– Ладно, приходи завтра, я тебя перевяжу. Рука еще немного поболит, зато можешь купить себе шикарную перевязь черного шелка и вызывать всеобщее сочувствие.
Алекс хотел уже уйти, но вернулся и протянул мне бутылку с виски.
– Можешь выпить еще рюмку – но только не больше. Потом Лора принесет тебе поесть. У меня хватает других пациентов – тех, кто не ищет неприятностей на свою голову.
Домой я отправился, чувствуя себя слабым, беззащитным и безоружным. Подойдя к собственной двери, я пожалел, что некому войти вместе со мной в квартиру – ведь бандиты с пентоталом вполне могли поджидать меня там новой попытки. Правда, на этот раз они могли приготовить что-то вроде испанского сапога.