С Небом Наперегонки
Шрифт:
ГЛАЗА
В этот город вхожу, как в большой супермаркет --
Здесь на каждом челе отпечаток цены,
И спасает лишь то, что бывают помарки --
Промелькнут вдруг глаза неземной глубины.
В глубине этих глаз нет торговых окопов?
В калькуляций, обманов, доходов и цен
Удушающем сонме, как в калейдоскопе
Нескончаемых войн, штык-подвоха взамен
Братолюбья и мира оливковой ветвью
Мановение,
Но зачем же уликою вечного света
Подковёрной усобицы тайный соблазн
Выявлять на потеху витринных оскалов?
И зачем на поток зубоскальной толпы
Выставлять, как на праздник утех театральных,
Обнаженную драму святой простоты?
Ночь как ночь. Непроглядная темень, молчанье.
Только изредка плотную пелену туч
Разорвет полнолуние -- мудрость печали,
Словно Око -- всеведущий истины луч.
А Вселенная что -- Колизей? Ну а я -- на арене?
В гладиаторском раже трибуны вопят:
Что? Распни? Обречен?
– - И уж мне на замену
Тот, чьих глаз неповинных молитвы горят.
НА ЗАМЕТКУ ПОЭТ У
НЕСКОЛЬКО ВОПРОСОВ БЕЗ ОТВЕТА
Лишь ветру в оправданье песнь моя --
зачем бросал на ветер душу?
Не струшу -- лбом о стену теребя,
а в спину сплетнею -- наверно, струшу?
На полуслове правды замерев,
кто в наши дни не оживал на слове
наивной, как кровавый раж зверей,
наживы лжи? Лишь ветер в поле волен
ловить следы хвалы залетных слов,
молвы взлелеяв перекати-поле,
искать под туч изменчивостью кров
непостоянству звона колоколен...
Назойлив необузданный глагол:
глаголу ль ментор вольный поля ветер,
апостол постоянства ли монгол,
кому безбрежье даже степи -- цепи?
Парением признаний соловья,
май оперев на парий оперенье,
вознес, как в прерий пустоту, к устам
души и тела вечное деленье --
любовь? Иль просто пренья, --просто спор,
на чет и нечет разделенных магий?
На чет и нечет разделенный вздор:
отторгнет сердце -- примет ли бумага?..
СРЕДИ З И М Ы
Осела белым шорохом зима,
Врасплох накрытый снегом лес опешил,
Разлапистые ветви разметав,
И заревом холодным вечер занавешен.
В какую даль мне руки простереть?
Какого ждать от ночи мне ответа?
Один как перст средь этих белых мет:
О, жизнь моя, прости меня за это.
Любить?
– - Опять в остывшем пепле ласк
Искать уставшим потускневшим взором
Огонь давно, давно уснувших глаз...
Любовь была сокровищем и вором.
Один как перст?
– - А впрочем суеты
Базарных толп в кружении наживы
Дороже пребыванье мне "на ты"
С кружением снегов -- молитв оживших.
ДАЖДЬБОГ
Подобно,
копытами вспугнутого табуна
Обрушенной в дрожь,
растревоженной степи,
Где каждой травинки корнями
цепляется трепет
за круп,
Сорвавшейся вслед бурелому
галопом равнины;
Подобно последнему всплеску
панической этой струны,
Оборванной дальним раскатом
предгрозья,
Его приближенье,
шагов нарастающий гул...
Как будто в пространства груди,
захлебнувшейся собственным
воплем,
Огромней, огромнее
с каждым раскатом грозы
Становится сердце тревоги,
и в ритме его колебаний
Покорней, покорней под ветра кнутами
поклоны деревьев.
И нивы ложатся
безвольней, безвольнее все
под стопой, попирающей даль
горизонта...
Куда ж обратить всех побегов
беспомощный лепет
Пред явью всевластья
Его необузданных сил --
В уют разве втиснуть
Земли материнского лона,
В любовную пахоть
Ее черноземных глубин,
Взалкавших соитья,
вбирающих ужас
из тьмы нарастающего бурелома.
Покорная прелесть Земли,
Которая дикую мощь
нарастающих сил
необузданной удали
Неба Желаньем отцовства
в соитии черных
бездонных глубин
укрощает,
Клубящейся ужасом хмари бурана
Красу атлетических игр облаков придает.
Покорная прелесть Земли
И Неба бушующий норов.
Дремучими дебрями яри самца
Бушующий мрак облаков
Покорную прелесть Земли покрывает...
Покорная прелесть Земли
И Неба бушующий норов!..
О даждь дождя, о даждь, о даждь дождя!
Вот хлынул он -- и нет небесным хлябям
Ни меры, ни препону, нет им дна.
Разверсты недра бурного желанья
В сплетенье пенном Неба и Земли -
Объятья, словно штормовые волны
Морей нездешних, скрыли сладость их.
Раскинутую пахоть материнства полнит
Отцовства низвергающийся пыл.
Ни зги! Хранима мглою ливня тайна:
В хмельном совокуплении стихий