С первого взгляда
Шрифт:
– А мне повезло, что я могу положиться на них, – сказала Тимми. – Они мне как родные. Мы почти все время проводим вместе. Замечательные люди.
– И вы замечательная, – тихо сказал он. – На меня произвело очень сильное впечатление то, что вы рассказывали мне в клинике осенью. Я ничего не забыл. Мало на свете людей, которые преодолели бы столько сверхчеловеческих трудностей и добились того, что удалось вам.
– Зря вы меня так хвалите, – улыбнулась она. – Неужели забыли, как я струсила, когда прорвался аппендикс. Стоит случиться какой-нибудь беде, и я смертельно пугаюсь, прямо как маленький ребенок. Может быть, все люди пугаются. Как ни грустно в этом признаться, но у меня
– Я тоже иногда думаю о том, как разрушают нас время и жизнь. Наверное, разочарование, которым завершилась моя семейная жизнь, оказалось еще более опустошительным, чем я думал. Меня вконец извели постоянные обвинения и упреки. Извело недовольство, что я все делаю не так. В тот день, когда мы сказали детям, что разводимся, и я увидел, как они плачут, я подумал, что не выдержу их слез и умру. У меня было такое чувство, будто я их убил. Такая жестокая несправедливость по отношению к ним. И все равно я не могу остаться.
Он потерянно смотрел на нее, и их взгляды встретились.
– Нет, вы их не убили, – сказала Тимми сочувственно. – Просто пока еще они этого не понимают. И главное – они должны знать, что вы их по-прежнему любите. И всегда будете любить. Когда они это поймут, то успокоятся и всем станет гораздо легче. Со временем все привыкнут к перемене. И у всех будет своя жизнь. А вы имеете право распоряжаться своей.
– Меня терзает мысль, что они меня никогда не простят, – печально сказал Жан-Шарль. В глазах у него была тоска.
– Дети всегда прощают родителей, которые их любят. – Она улыбнулась, и на душе у него стало немного легче, когда он увидел свет добра в ее глазах. – Даже я простила своих за то, что они умерли.
Горе, которое на Тимми обрушилось, когда умерли ее родители, превратило ее детство в нескончаемый кошмар и обрекло на жизнь в приютах среди чужих равнодушных людей, пока она не стала взрослой. Но несчастья лишь возвысили ее дух и наполнили добротой и состраданием к людям, которые тяжело переживали свои разочарования, трагедии, болели, и сейчас Жан-Шарль видел, как глубоко и искренне она сочувствует ему.
– Благодарю вас за то, что выслушали меня. Сам не знаю почему, но я был уверен, что вы поймете… а может быть, и знал – почему. Вы очень сильная женщина, и у вас доброе сердце, – тихо произнес Жан-Шарль, не выпуская ее руки.
– Нет, Жан-Шарль, я не сильнее вас. Просто у вас сейчас все по живому. Вы приняли очень важное решение, вся ваша жизнь перевернулась. Поверьте мне, все встанет на свои места.
Она говорила спокойно и убедительно, и он с радостью впитывал ее слова утешения. И улыбался, глядя в ее ясные зеленые глаза своими глубокими серо-синими глазами, в которые возвращалась жизнь.
– Интересно, почему я вам верю? Вы умеете утешить. И при этом говорите так убедительно. – От Тимми и в самом деле исходило чувство уверенности.
– Я думаю, вы и сами знаете, что все, что я сейчас говорю, – правда.
– А вы всегда говорите правду? – спросил он.
Вопрос был непростой, и на него она должна была ответить честно.
– Стараюсь по возможности. – Она широко улыбнулась ему. – Но люди в большинстве своем не желают слушать правду.
Тимми вспомнила свой последний разговор с Заком, когда она выплеснула ему все, что у нее накипело. С тех пор прошло полтора месяца, и он за это время ни разу не позвонил, – и никогда больше не позвонит, она знала. И к ее великому удивлению, ей это было совершенно безразлично, будто его никогда и не было в ее жизни. Да и в самом деле, он так в нее и не вошел, был всего лишь иллюзией, в которую удобно верить. А Жан-Шарль способен глубоко и самоотверженно любить, забывать о себе, думая о счастье близких. Она поняла это еще осенью и теперь видела подтверждение своим мыслям в его глазах. Но тогда она смотрела на него иначе. Он принадлежал другой женщине, а сейчас словно бы оказался в вакууме и отчаянно пытался нащупать твердую почву под ногами. Такая подвешенность в пространстве была очень неприятна и непривычна, жить с таким ощущением трудно. И сейчас, выговорившись перед Тимми, он почувствовал, что ему стало легче, он никак этого не ожидал. Когда он пригласил ее выпить с ним коктейль, он всего лишь хотел провести час-другой в обществе женщины, которую считал очень милой и приятной. Но сейчас, к собственному изумлению, понял, что мотивы у него были другие. Какие именно – он пока еще не разобрался, однако чувствовал в потаенной глубине своего сердца, что между ними существует необъяснимая, но крепкая, может быть, даже нерасторжимая связь, и его неудержимо влечет к ней.
– Спасибо, что так долго слушали меня, – поблагодарил ее Жан-Шарль. Ему было неловко, что он сейчас так выбит из колеи. Четыре месяца назад он был сильным, поддерживал и успокаивал ее, теперь они поменялись ролями, поддерживала и утешала его она. Она щедро отблагодарила его, он это только потом понял. – Жалко, что вы не можете остаться еще на несколько дней. Но я понимаю, не очень-то весело сидеть и слушать, как я рассказываю о своих бедах.
– Всем нам приходится переживать трудные времена. Мне ли не знать. Жизнь мало кого щадит. Вы не должны считать, что в чем-то виноваты. В конце концов, именно горе и беды делают нас людьми.
Он глядел на нее и думал, какая же она редкая, удивительная женщина, столько несчастий выпало на ее долю, столько горя и боли, а она не сдалась, не смирилась, поднялась так высоко и при этом сохранила способность сострадать и сопереживать. А она в эту минуту точно так же думала о нем.
– Мне самой жалко, что я не могу остаться в Париже еще на несколько дней. Мне всегда так трудно отсюда уезжать. Ведь я даже не говорю по-французски, но мое сердце отдано Парижу навеки. И я пользуюсь любым случаем, чтобы побывать здесь.
– Город очень красивый, – улыбнулся он. – Хоть я и прожил в нем всю жизнь, но не устаю им любоваться.
– Вы родились в Париже?
– Да, хотя моя семья из Лиона. Мои двоюродные братья и сестры и сейчас там живут, в Лионе и в Дордони. В Дордони удивительная красота. Мы приезжаем туда заряжаться энергией, – сказал он, стараясь переменить тему после своей печальной исповеди. Он открыл ей свое сердце, и теперь чувствовал себя немного неловко.
– А знаете, я была там однажды, ездила навестить друзей, – подхватила Тимми. И вдруг почему-то начала рассказывать ему о Блейке, как она полюбила ребенка всем сердцем, едва только увидела, решила усыновить, но через несколько дней потеряла. Он слушал ее рассказ и представлял себе, как же ей было тяжело. Она пережила еще одну утрату, их список пополнялся и пополнялся.
– Как печально, что все так сложилось, – сказал он с искренним сочувствием, не отводя взгляда от ее глаз.
– Я не жалею о том, что полюбила его, пусть даже всего на несколько дней. Он был такой прелестный, трогательный ребенок.
Жан-Шарль в очередной раз восхитился щедрости и широте ее сердца.
Потом снова взглянул на часы и увидел, что ему пора. Уходить ужасно не хотелось, сидел бы с ней и говорил, говорил… На душе у него стало гораздо легче. Жить бы с ней в одном городе, стать добрыми друзьями. Им всегда хочется столько всего сказать друг другу.