С первого взгляда
Шрифт:
– Я все время полета только и делал, что ел. И сейчас есть не хочу. Хочу только тебя, – повторил он, целуя ее, и она почувствовала себя героиней романтического французского фильма о любви.
Тимми показала Жан-Шарлю весь дом, и наконец они дошли до ее спальни. Шторы были раздернуты, в окна лился яркий солнечный свет, кровать безупречно застелена, на низеньком столике возле нее огромный букет цветов в вазе. Жан-Шарль обвел взглядом спальню и улыбнулся.
– Как тут все красиво, Тимми. У тебя замечательный дом. – Ему очень нравилось любоваться ею именно здесь, дом идеально к ней подходил. Здесь царили небрежная элегантность, не бросающаяся в глаза роскошь, теплота, радушие, гостеприимство, артистичность, творческая мысль – все, что было свойственно и ей. Да, именно в таком доме она и
Тимми не успела поблагодарить Жан-Шарля за добрые слова, он подхватил ее на руки и медленно понес к кровати.
– Я так устал, – лукаво прошептал он, – мне так хочется отдохнуть…
Она засмеялась, а он бережно опустил ее на постель, и она протянула к нему руки.
– Иди ко мне, любимый…
В ее глазах было столько любви, что он утонул в ней. Не Они начали срывать друг с друга одежду; мгновение – и вся она уже была разбросана по полу, а их обнаженные тела, так истосковавшиеся друг по другу, так же страстно переплелись и слились на постели, как сливались в Нью-Йорке. Но сейчас, в ласковом, интимном гостеприимстве ее дома, все было еще прекраснее. У нее было такое чувство, что она целиком и безраздельно принадлежит ему и всегда будет принадлежать, а ему казалось, что наконец-то он пришел к себе домой.
Они заснули, проснулись и опять предались любви, снова заснули, а когда решили встать, на улице уже стемнело. Тимми не могла нарадоваться на него, а он на нее. Они нескончаемо дарили друг другу себя, свои мысли, свою душу, свое сердце, свое тело… Жан-Шарль в какой-то миг сказал, прижимая ее к себе, что сейчас у них не два сердца, а одно, и она чувствовала то же самое. Каждое их соитие было так же прекрасно, как и первое, нет, каждое следующее казалось еще прекраснее…
Вечером они спустились на кухню в одних только купальных халатах на голое тело, и она приготовила ему омлет и салат и подала сыр бри и столь любимый им французский багет. Это был идеальный ужин, а после ужина они снова вернулись в спальню и снова прильнули друг к другу, а потом долго и блаженно сидели в ванне и разговаривали. Когда они были вместе, им казалось, что они перенеслись на другую планету, там не было часовых поясов, никто никого ни к чему не принуждал, не налагал ни за что ответственности, не требовал, чтобы люди что-то делали, чтобы, например, завтракали, обедали и ужинали в определенное время. Тимми и Жан-Шарль делали только то, что хотели, и все, что они хотели делать, делали вместе. За все время, что они провели вместе, у них не выдалось ни единой минуты, когда бы они отошли друг от друга. Обычно Тимми утомляло чье-то постоянное присутствие, и Жан-Шарля тоже, но сейчас оба с удивлением заметили, что им легко и приятно общество друг друга и что чем больше они остаются вместе, тем больше им не хочется разлучиться хотя бы на миг. Оба они попали в ловушку, у них развилась сильнейшая зависимость друг от друга, и они сами выбрали этот наркотик.
Когда они наконец заснули, была уже глубокая ночь. В Париже было около пяти дня, но что Жан-Шарлю до парижского времени! Проснулись они в десять утра, и, как только Жан-Шарль открыл глаза, он объявил, что умирает с голоду. Взглянул на свой турбийон и увидел, что в Париже время ужина. На этот раз Тимми поджарила ему стейк, потом они приняли душ и с великой неохотой оделись. Был такой же яркий весенний день, как и вчера, и они решили ехать в Малибу.
Выехали они уже за полдень, она медленно вела машину по Пасифис-Коуст-хайвей, а он любовался и ею, и пейзажем.
– Какая здесь красота, Тимми. И какая же ты красавица.
Никогда в жизни у Жан-Шарля не было такого сказочного дня, никогда в жизни он не был так счастлив. А когда увидел ее виллу на берегу, то ахнул от восхищения.
– Да это же просто чудо! – воскликнул он, оглядывая все вокруг. Ему нравилось все – и то, как Тимми декорировала виллу, ее белые и голубые тона, прекрасная открытая веранда, пляж, безбрежный океан. Они сразу спустились на пляж и пошли вдоль берега по щиколотку в воде, шли, пока не устали, потом повернули обратно и вернулись на виллу.
– Я мог бы жить здесь всегда, – мечтательно сказал Жан-Шарль.
– Как бы мне этого хотелось, – прошептала Тимми. У него в Париже своя налаженная жизнь, высокий статус всеми уважаемого врача и профессора, который он заслужил долгими годами труда, дети, которых он любит. А у Тимми здесь империя, которой она управляет. И оба знают, что если они хотят быть вместе, им придется продолжать трудиться так, как они трудятся сейчас, при малейшей возможности летать друг к другу, а все остальное время прозябать в тоске. Но, встретившись всего два раза, оба поняли, что как раз разлуки-то они и не вынесут. Жан-Шарль хотел быть с ней каждый день, вот так, как сейчас, а Тимми ни о чем другом и мечтать не могла, это было гораздо больше того, чего она ожидала.
Потом они долго лежали в шезлонгах на веранде, впитывали в себя солнце и разговаривали, разговаривали… Жан-Шарль ненадолго задремал – он все еще жил по парижскому времени, совсем в другом часовом поясе, а она лежала рядышком и караулила его сон – вольно раскинувшийся лев и его львица. Ей даже казалось, что он вот-вот замурлычет. Приближался вечер, становилось прохладно, и Тимми укрыла Жан-Шарля кашемировым пледом. Но вот солнце закатилось, и тогда она его разбудила; и они вместе вошли в дом и затопили в гостиной камин. А потом сели возле него и опять разговаривали. Тимми старалась избегать всех тем, которые могли быть связаны с их будущим, и уж тем более не спрашивала его, когда он уйдет от жены. Не хотела давить на него, пытаясь узнать, что он намерен делать и когда. Она доверяла ему совершенно. А вот о детях рассказать попросила.
– Жюли очень сдержанная девочка, даже, пожалуй, замкнутая. У нее прекрасный вкус. Она похожа на мать. И не так близка со мной, как мне бы хотелось. Она словно кошка – гуляет сама по себе, за всем внимательно наблюдает, все замечает. От ее взгляда ничто не укроется. Она очень близка с матерью и сестрой, но вот с Ксавье у нее такой дружбы нет. Он старше ее на шесть лет, и когда был маленький, терпеть не мог девчонок. Они вечно у него что-то брали, все ломали, любили играть в его комнате и устраивали там погром. А уж как дразнили, когда он приглашал к себе в гости девушек. И кончилось тем, что Ксавье вообще перестал приглашать девушек, и, наверное, правильно сделал… А Софи пятнадцать лет, и с ней очень легко. Мне кажется, она во многих отношениях еще совсем ребенок. Жюли гораздо более взрослая, любит красивую одежду, умеет хорошо выглядеть. А Софи иногда просто мальчишка-сорванец, а потом глядишь – нет, она женщина, истинная женщина, и столько в ней женских хитростей, уловок, словом, она вьет из меня веревки. Ксавье для нее – идеал мужчины, герой, а я всегда и во всем прав. Но с матерью они не ладят. Думаю, это возраст. Жюли в пятнадцать лет тоже не ладила с матерью. А сейчас они просто настоящие заговорщицы и плетут свои заговоры, в основном против меня.
Жан-Шарль улыбнулся. Было видно, как сильно он любит свою семью, какая близкая дружба у него с детьми. Тимми любила его за это только еще сильнее и жалела, что ей уже так много лет. Встреть они друг друга раньше, Тимми была бы счастлива родить ему ребенка, когда они наконец устроят свою совместную жизнь, она это вдруг с изумлением поняла, раньше ей ничего подобного в голову не приходило. И ночью, когда они лежали в постели, Тимми рассказала ему об этом. Жан-Шарль был взволнован и тронут до глубины души. Ему страстно хотелось, чтобы у них был ребенок.
Он долго смотрел на нее с нежностью, потом спросил:
– А это возможно?
Спросил осторожно и деликатно, но очень серьезно.
– Возможно, но вряд ли вероятно. Думаю, в моем возрасте это было бы не так-то легко. Даже уверена. – Тимми вдруг стало грустно оттого, что она так бездарно растратила впустую двенадцать лет своей жизни после смерти Марка. До встречи с Жан-Шарлем она никогда не думала, что можно родить еще одного ребенка. – Я иногда думала, что хорошо бы кого-нибудь усыновить. – Тимми рассказала ему о приюте Святой Цецилии, и он изумился тому, как много она для него делает, как искренне любит сирот, которым дает кров и семью. – Мне кажется, я потому никого так и не усыновила, что боялась еще раз слишком сильно полюбить, – объяснила Тимми не только Жан-Шарлю, но и самой себе. – Не только ребенка, но даже и мужчину. Насколько легче жить, когда держишься от всех на расстоянии.