С первого взгляда
Шрифт:
Честно? По натуре я вообще не из тех ребят, кто совершает романтические подвиги. Для меня это все дико и отдает киношным пафосом. Но после поцелуя с Красновой во мне что-то переменилось. Бац — и я уже готов разгружать выгоны ради того, чтобы просто прокатать ее на велосипеде. Раньше подобное поведение казалось мне тупостью, а сейчас воспринимается совершенно естественно.
Ведь это же Аня. Она заслуживает лучшего.
Не подумайте, что я чокнулся, но с каждым днем мои чувства к этой ранимой, нежной и до безумия красивой девочке становятся все сильнее.
— Мот. Мо-от! — чей-то оклик прилетает меж лопаток. — Стой!
Оборачиваюсь, и нутро схватывается едкой досадой. Настя. Кожей чувствую, скандала мне не избежать.
На самом деле это далеко не первая ее попытка вывести меня на разговор. Но до этого мне удавалось технично сливаться, а сейчас очевидно: не выйдет. Настюха настроена серьезно. Вон, ноздри как раздуваются. Словно у быка на родео.
— Привет, как дела? — решаю прикинуться дурачком.
— Как это понимать?! — с ходу атакует претензией.
— Что именно? — теряюсь в догадках, потому что, давайте признаем, причин злиться на меня у Насти предостаточно.
— Ты совсем оборзел, Горелов! — выдыхает гневно. — Я молчала, когда ты пригласил эту клушу на танец! Ни слова не сказала, когда ты нарезал с ней круги вокруг детдома! Но теперь твоя наглость переходит все границы!
— Да о чем речь-то?
— Мало того, что ты опозорил меня, так теперь и моих подруг заставляешь перед этой дрянью унижаться? Дашка мне все рассказала! Это просто скотство, Горелов!
— Ты сейчас про Аню? — с моего лица сползает дурашливая полуулыбка.
— А про кого же еще?!
— Не называй ее так, — произношу строго. — Никогда.
— Так, выходит, это правда?! — восклицает с обидой. — Вы теперь вместе?
Чувство неловкости перемешивается со стыдом и вынуждает меня замяться. С одной стороны, Настя мне не чужой человек. Мы с ней неплохо развлекались и, наверное, если рассуждать по совести, я чем-то перед ней обязан.
Но с другой — я никогда не клялся ей в вечной любви и пожизненной верности. Даже встречаться не предлагал. Мы просто куражились. Просто проводили время. По молодости так бывает, верно? Понимаю, это может прозвучать эгоистично, но раньше она мне реально нравилась. А сейчас больше нет. Вот такая вот дерьмовая история.
— Да, Насть, мы с Аней вместе, — собрав волю в кулак, признаюсь я. — Извини, что так вышло.
Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но в итоге не находит слов и поджимает губы. Делает короткий вдох через нос. Всхлипывает. Большие зеленые глаза затягиваются влажной пеленой.
— Как ты мог, а? — ее подбородок дробно дрожит. — Как ты мог, Матвей?!
— Ну прости… — запускаю пятерную в волосы. — Согласен, некрасиво получилось…
Чувствую себя паршиво. Хочется как-то утешить Настю, но нужные слова, хоть убей, не находятся. Язык одеревенел. А в голове — перекати поле.
— Эта новенькая еще пожалеет, что появилась
— Что ты имеешь в виду? — напрягаюсь.
Настя не удостаивает меня ответом. Разворачивается, намереваясь сделать ноги, но я удерживаю ее за запястье:
— Погоди-погоди. Давай-ка разберемся с твоими угрозами. Что значит, пожалеет?
Нахохлившись, Настя недовольно пыхтит. Очевидно, она хотела, чтобы последнее слово осталось за ней, но я, черт возьми, не намерен терпеть эти странные полунамеки. Пусть вскрывает карты немедленно. Здесь и сейчас.
— Слушай сюда, — убедившись, что Настя не настроена на конструктивный диалог, я делаю шаг вперед и, наклонившись к ее уху, понижаю голос. — Если надумаешь учудить какой-нибудь зихер, знай сразу: аукнется. Я не посмотрю на то, что мы с тобой дружили. Если Аню обидишь, буду воевать. Так что подумай десять раз, Насть: надо оно тебе или нет.
— Пусти! — рычит она, выдергивая свою руку из захвата моих пальцев.
— И подруг против нее не подговаривай, — предупреждаю напоследок.
А то я ее знаю, умеет исподтишка кусать.
— Ненавижу тебя!
— Справедливо, — пожимаю плечами. — Только давай без глупостей, Настюх. Я тебя очень прошу.
Глава 16. Аня
Рассветные лучи щекочут веки и, потянувшись в постели, я сонно улыбаюсь сквозь медленно рассеивающуюся дремоту. Обожаю, когда тепло и светло. Когда воздух пахнет травами, а по асфальту, резвясь и озорничая, прыгают солнечные зайчики.
Раньше мне казалось, что после смерти близких я уже не смогу радоваться таким простым мелочам. Было ощущение, что жизнь напрочь потеряла краски, а впереди меня ждут лишь тоска и уныние.
Однако в последнее время я все чаще просыпаюсь если не счастливой, то, по крайней мере, с ощущением умиротворения и тихой радости. Мне по-прежнему больно за родителей, я по-прежнему безумно скучаю, но теперь сквозь мрачную пелену горя понемногу пробиваются другие эмоции: азарт, предвкушение, восторг…
Я будто постепенно начинаю обрастать новой кожей. Исцеляюсь, заново наполняюсь смыслами, понемногу нащупываю точку опоры. На моих губах все чаще играет улыбка, а подушка перед сном все реже бывает мокрой от слез.
Я вновь обретаю вкус к жизни. И это все благодаря Моту.
Тихий стук в дверь заставляет меня открыть глаза и приподняться на локтях. Замерев, прислушиваюсь. Ритмичный звук повторяется. Значит, не померещилось.
Откидываю одеяло и, шлепая по полу босыми ногами, пробираюсь к двери. Осторожно отворяю ее и выглядываю наружу.
— Доброе утро, Ань, — передо мной лицо Матвея, усыпанное редкими веснушками.
Первая мысль — его улыбка похожа на радугу. Такая же яркая, сияющая, с разными оттенками чувств. Тут и вызов, и шальное веселье, и бесконечное мальчишеское обаяние. Смотришь на него, и меж ребер жидкое тепло разливается. Такой он лучезарный, такой красивый…