С прибоем на берег
Шрифт:
– В корме! От конца! Берегись!!!
Толстая стальная струна со свистом рассекла воздух. Буксир лопнул, как прелая нитка.
– Готовьте сезальский!
– распорядился Потанин.
– Заводите его вдвое! На тральщике!
– крикнул он в мегафон.- Отдайте якорь, вытравите несколько смычек якорь-цепи! Закрепите их на буксире!
Швартов, скрученный из прочного сезалевого волокна, выдержал. Якорь и часть якорь-цепи своей тяжестью сглаживали резкие рывки. Буксировщик дал ход, оба корабля начали разворачиваться навстречу волне.
Промокший до нитки помощник не пошел переодеваться.
А Потанин, внешне спокойно, измерял шагами рубку.
– Скорость чуть больше узла, - доложил штурман,- едва тащимся.
– Не беда, продержимся и так, - улыбнулся Потанин, - только бы выдержали буксиры.
Волнение отлегло, но в голове все еще стоял сумбур. Почему-то вдруг вспомнились Настя с Сережкой. Сердце тоскливо защемило: кажется, прошла целая вечность с тех пор, как они расстались. Решил сразу после возвращения вызвать их к себе телеграммой. Потом мысли стали более стройными. Виктор Николаевич начал придирчиво анализировать свои сегодняшние действия. Он понимал, что с него спросят за поломку одного из кораблей, может, будут и неприятности, и все же он был доволен собой.
Кто-то тронул его за плечо. Рядом стоил Райкунов.
– Разрешите сменить, товарищ командир?
– сказал помощник.
– Моя вахта.
– И это «товарищ командир» прозвучало в его устах подчеркнуто уважительно.
Шторм продолжался. По-бурлацки натужно, наваливаясь на волну грудью, тральщик тянул буксир. А горизонт уже опоясывал синий обруч чистого неба.
ПОВОРОТ НА ОБРАТНЫЙ КУРС
Приказание получили ночью, когда подвахтенные безмятежно спали, предвкушая скорую встречу с близкими и не ведая того, что, проснувшись, будут очень далеко от дома.
– Руль право на борт!
– хрипло пробурчал командир.
«Хандрит старикан, - подумал о нем штурман, - видать, и ему не в жилу новая вводная».
«Старикану» было сорок два года. Восемь последних лет он командовал спасателем «Посейдон». А пришел на судно молодым офицером еще в тот год, когда на стапеле приваривали к шпангоутам первые листы корпусной обшивки. Именно ему довелось получить в штабе дивизиона гербовую печать с номером вновь образованной воинской части.
Кадровики распорядились судьбой штурмана вопреки его желанию. После специальных классов он мечтал о новейшем ракетоносце, а его направили сюда, на доживающий свой век вспомогаш.
Старший лейтенант воспринял свое назначение на вспомогательное судно как личное несчастье и при первой же встрече выложил все командиру.
Тот спокойно выслушал его, а потом задал неожиданный вопрос:
– Вы слышали о капитане первого ранга Мальцеве?
Штурман недоуменно глянул на командира: «Глупо
спрашивать о том, о чем знает каждый матрос на флоте».
– Мальцев был первым штурманом «Посейдона»,- сказал командир, - а вы, Иванов, будете по
«Иванов-седьмой! Можно лопнуть от гордости, - мысленно сыронизировал старший лейтенант.
– Пусть хоть двадцатый, лишь бы не последний. Надо уходить отсюда во что бы то ни стало».
Командир молча оглядел штурмана с головы до ног.
– Я попрошу вас в таком виде на службу не приходить, - кивнул он на модные лакированные туфли старшего лейтенанта.
По щекам штурмана растеклись багровые пятна. Он всегда так предательски краснел и презирал себя за эту слабость.
В переводе на ракетоносец Иванову отказали наотрез. Но он не терял надежды.
Все на «Посейдоне» казалось ему шиворот-навыворот. Неделя тут не разделялась на рабочие и выходные дни. Приказание отдать швартовые могло поступить в любой час. Вот и в этот поход спасатель ушел 23 февраля, торопливо убрав флаги расцвечивания. А сейчас его неожиданно завернули назад в океан почти от самых проливов. Нет, никак не лежала у Иванова душа к этой странной посудине, широкой и тяжелой, как утюг.
С первых же недель старшему лейтенанту пришлось полностью окунуться в судовые будни. Сначала «Посейдон» собрал и привел в один из портов разбросанный штормом караван барж, потом ходил буксировать оставшийся в море без хода тральщик.
Старшему лейтенанту уже довелось лицом к лицу встретиться на «Посейдоне» с разгулявшейся стихией, когда волны ворочали спасатель, словно хотели вывернуть его наизнанку, пенные языки перехлестывали через надстройки, когда, сойдя вниз отдохнуть, надо было ремнями пристегиваться к койке.
– Какой-то иностранец дал «SOS», - сообщил ему командир.
Это означало, что где-то в центре бушующего океана, не выдержав единоборства со штормом, гибнет судно, призывает на помощь.
Курс теперь стал лагом к волне. Валы играли с кораблем, как кошка с мышью: то подбрасывали вверх и подхватывали на лету, то опускали вниз, и он по самую мачту врезался в зеленый водоворот.
– Чертовская погодка, - буркнул командир, - дальше еще хуже будет.
Штурман настороженно присматривался к нему, не понимая, что происходит с капитаном третьего ранга. Того словно подменили.
«Неужто трусит старик?
– обожгла старшего лейтенанта неожиданная мысль.- Ага, коли уж вы, товарищ командир, разуверились в старой табакерке, то я тысячу раз прав, добиваясь перевода».
Во время вахты штурмана обнаружили цель - бледное размытое пятнышко на зеленом фосфоресцирующем экране, координаты ее значительно расходились с исходными, но в этом районе других судов быть не могло. Невольно старший лейтенант подивился интуиции командира, который сутки назад круто изменил курс «Посейдона».
За ночь ветер ослаб, измученное море тяжело дышало, вздымаясь крупной зыбью. Уже совсем рассвело, когда «Посейдон» появился у аварийного судна.
Оно почти лежало на боку, левый борт совсем скрылся в воде, а на обшарпанном правом борту с трудом читалось название «Элисий».
Вся ^команда толпилась на шлюпочной палубе, но шлюпок на ней не было. Очевидно, их сорвало и унесло штормовой волной. Разношерстно одетые люди махали над головой какими-то тряпками, их слабые голоса относило ветром в сторону.