С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки…»
Шрифт:
Не медля ни минуты, я доложил об этом начальнику штаба УРа капитану Монастырскому, а тот — в штаб Крымского фронта. Оттуда последовала команда: начальнику штаба УРа и мне явиться во фронтовое управление.
Нас встретил дежурный по штабу, подполковник. Проверив документы, коротко бросил:
— Вас примет сам Мехлис!
Слово «сам» подполковник подчеркнул интонацией голоса.
Мехлис — это армейский комиссар первого ранга, начальник Главного политического управления Красной Армии, заместитель наркома обороны, представитель Ставки Верховного Главнокомандования на Крымском фронте. Ого!
Признаюсь, мы — говорю о себе и
Дежурный по штабу провел нас в приемную Льва Захаровича Мехлиса. Здесь в напряженном ожидании сидели несколько генералов и полковников. Тишина — слышишь пролетающую муху.
Мы сидели в приемной четыре часа. Адъютант армейского комиссара одного за другим приглашал в кабинет ожидающих.
Услышав свою фамилию, вызываемый военный испуганно вскакивал, одергивал китель и скрывался за дверью. Все вызванные на прием к начальству военные — солидные, далеко не молодые — сейчас, здесь, напоминали провинившихся школьников, вызванных к директору школы. Из кабинета Мехлиса все военачальники выскакивали раскрасневшимися, как из жаркой бани. Наблюдая такую непривычную обстановку, прямо скажу, мне и капитану Монастырскому было не по себе. Но раз мы здесь, то надо нести свой крест и терпеливо ждать вызова.
Подошла, наконец, и наша очередь. Ступили в кабинет, застыли на мягком ковре, как положено, представились. Армейский комиссар нахмурился, пронзительным взглядом просверлил нас, резко бросил:
— Ну, докладывайте, каких шпионов вы там нашли?
С дрожью в голосе я доложил о немецком проводе.
— Вражеская связь действующая! — заключил я.
Мехлис нажал кнопку звонка. В дверях появился адъютант.
— Начальника связи и особиста ко мне.
Мы предполагали, что заместитель наркома, начальник Главного политуправления РККА и представитель Ставки поинтересуется нашим УРом, спросит о дороге до Тамани, о переправе, о боеготовности части. Ни о чем не спрашивал нас армейский комиссар первого ранга. Он стоял за столом, все более хмурился и молчал. По стойке «смирно» стояли и мы, не решаясь вылезать с докладом о своем УРе. Минут через пять в кабинет вошли два полковника. Доложились. Не глядя на них, армейский комиссар распорядился:
— Поезжайте вот с этими, — кивнул на нас, — оба. Зачем — в дороге выясните. Завтра в двенадцать ноль-ноль доложите мне о принятых мерах. Все, свободны!
Мы, как и те, кто был до нас, из кабинета представителя Ставки вылетели пулей. И только в машине облегченно вздохнули и утерли со лбов пот. Я, кажется, даже перекрестился. Слава богу, пронесло!
Начальник связи фронта и начальник особого отдела — НКВД фронта — сразу же после прибытия в Чалтырь убедились в достоверности нашего доклада. Связь была вражеская, шпионская. Тотчас же они вызвали из фронтового управления связистов и контрразведчиков. Связисты подключились к немецкому проводу и потянули линию к штабу фронта, а контрразведчики во главе с особистом пошли по немецкой линии (ее след был заметен) к городу Керчи.
В ночь с 30 апреля на 1 мая, тщательно соблюдая правила маскировки, походным порядком батальоны пришли в полосу укреплений
Теперь надо было освоиться и обжиться в своем доме. Времени отпускалось немного. По разведданным, с которыми нас познакомило командование УРа, противник готовится к наступлению и начнет его примерно 12 мая.
С утра 1 мая работники штаба нашего 343-го батальона занялись проверкой связи с огневыми точками, а гарнизоны дотов и дзотов устанавливали пушки и пулеметы, уточняли секторы наблюдения и обстрела. Командир батальона капитан Михайлов и я отправились на командный пункт стрелкового полка, занимавшего предполье перед огневым рубежом ОПАБа, чтобы представиться командованию, договориться о связи и взаимодействии в бою, получить дополнительные сведения о противнике.
В лабиринте траншей и окопов мы с большим трудом отыскали КП. Нашим соратником оказалась Азербайджанская стрелковая дивизия, прибывшая сюда месяц назад. Бойцы этой дивизии помогали населению достраивать объекты УРа.
Дивизия была необстрелянная, командиры и бойцы в боях еще не участвовали. Сведения о противнике у наших соседей были недельной давности. Узнали мы, что сейчас противник ведет себя тихо, его почти не видно и не слышно. Правда, когда помогали достраивать огневые точки УРа, то немцы изредка постреливали из пушек. «Вон с той горы, из леса». Да только стреляли никудышно. Ни один снаряд не попал ни в дот, ни в дзот, ни в КП. «То недолеты, то перелеты. Мазилы!»
Вот это-то последнее нас с Михайловым насторожило и очень расстроило. «То недолеты, то перелеты»?! Да они же пристрелку вели, в вилку брали! Ну и ну! «Мазилы» эти еще покажут себя, видимо, мы узнаем от них, где раки зимуют. Покажут еще и потому, что сами доты и дзоты буграми торчат на местности и что бойницы-амбразуры в этих буграх как нарочно выложены из белого туфа.
— Руки бы отсохли у тех, кто строил, особенно у тех, кто руководил сооружением таких огневых точек, — негодовали мы.
Выяснилось, что строители УРа сильно торопились. К тому же у них не хватало строительных материалов. Вот они и использовали для ускорения работ то, что находили под рукой.
Нарастала тревога: не сражаться с нами будут немцы, а выковыривать нас из земли, расстреливать. Вся наша прежняя скрытность, которой в душе гордились, здесь ничего не стоила. Мы были открыты, открыта вся огневая система УРа. Образно говоря, заняв УР, мы уселись на мушку вражеского оружия. Врагу остается только нажать на спусковой крючок. Надо было срочно что-то предпринимать. Но что?
Расстроенные, мы собрались уходить. Однако любезные хозяева преградили нам дорогу.
— Э, нэт, так нэ пойдет! Будем обидеться!
Наши друзья-соседи азербайджанцы в этот первомайский день ждали появления приехавших к ним земляков — делегацию из Баку. Боевых своих товарищей обижать нельзя, и мы вынуждены были принять их приглашение. А их гости не заставили нас ждать. Через несколько минут в ходах сообщения послышались громкие и веселые голоса. Делегация оказалась людной. В ней были представители партийных и советских органов, рабочие, нефтяники, рыбаки Каспия, виноградари и чаеводы. Каждый из гостей что-то нес. У одних в руках мешки, у других — ящички или бочонки, у третьих — курдючки или кульки, жбаны, да и просто бутылки.