S-T-I-K-S. Шесть дней свободы
Шрифт:
Вроде бы ничего всерьез не сломало, все кресла остались на своих местах. Даже непонятно, что же так могло скрипеть, трещать и хрустеть при попаданиях пуль. Подбираясь к любимому месту Рианны, почти не сомневалась, что меня вот-вот стошнит. В той стороне слишком много крови, абсолютно все ею залито. Однако я ошиблась, меня при виде такого зрелища даже чуть-чуть не замутило – такая вот странность.
Рианна так и осталась пристегнутой к креслу. Тело ее обмякло, сложилось почти вдвое, и это очень хорошо, потому что я сейчас не смогла разглядеть лицо Шоколадки.
Стараясь не смотреть на этот кошмар, осторожно ухватилась за ладонь, попыталась нащупать пульс, прекрасно понимая, что в этом нет ни малейшего смысла. Запястье уже успело заметно остыть, сразу это почувствовала, к тому же вокруг столько крови, что в Рианне, наверное, не осталось ни капли.
Не может человек выжить после такой кровопотери.
Я глаз не сводила с Шоколадки, но все же краешком поля зрения заметила какую-то несообразность и, обернувшись, едва не вскрикнула от неожиданности. Рианна здесь не одинока, за не сплошной перегородкой, условно разделявшей пассажирский отсек на две части, сидела еще одна девочка. И нет ни желания, ни смысла прикасаться к ее запястью, потому что состояние раненой очевидно скверное – вместо правого плеча уродливое месиво, из которого свисает почти оторванная рука. Кровь, хлеставшая из поврежденных сосудов, полностью залила лицо, превратив его в жуткую маску, приоткрытый рот казался зияющей раной.
Вот тут меня наконец замутило. Резко отвернувшись, я совершила ошибку – уставилась на Рианну. Не знаю, как после этого не вывернуло наизнанку, но титаническим усилием сумела удержать живот от нехорошего поступка. Обернулась на выход, почти закрыв глаза и часто дыша. И только теперь увидела, что задняя часть грузовика выглядит странно – похожее зрелище можно увидеть ночью, когда смотришь на небеса. Но вместо звезд или того, что в Улье их заменяет, мерцали пробоины от пуль, пропуская свет только-только оторвавшегося от горизонта солнца.
Оценив количество этих «звезд», я поразилась тому, что здесь погибли не все. Стрелок Черного Братства или очень хорош, или я ужасна плоха, но прекрасно видно, что он попал не меньше пятнадцати раз, причем оружие его явно посерьезнее нашего пулемета. Одна такая пуля – и ты в лучшем случае калека, обреченный на недели или даже месяцы мучительного восстановления. Но это, если очень повезет. Обычный результат: оторванные конечности, раздробленные кости, попадание в туловище или голову – гарантированная и быстрая смерть.
Неудивительно, что никто из выбравшихся девочек не жалуется на раны. У воспитанниц Цветника нет лишнего веса, мы худые и обычно не чересчур высокие. В нас не так просто попасть, как в большинство обычных людей, но если уж попадут, да тем более большущей пулей – это приводит к крайне нехорошим последствиям.
Странно, но я понятия не имела – кто вторая. Такие светлые волосы среди наших только у Дании, но у этой они идеально-прямые, а не слегка вьющиеся локоны, и к тому же заметно длиннее. Она вообще ни на кого из моих одногруппниц не похожа.
Хотя разве можно такое говорить о той, чье лицо ты не можешь разглядеть?
Скосив взгляд на движение в раскрытой двери, увидела еще одну девочку, которую не знаю. Ну, то есть знаю, но только она не из первой группы и вообще не из орхидей.
Рыженькая, но не такая, как Мишель, а нереально-рыжая, огненная, у нее не голова, а кусочек отборной морковки, и прическа по нашим меркам скромная, волосы всего-то до плеч. Из аккуратного каре на меня уставилась удивленная мордашка, причем понятно, что это у нее постоянное, так уж соединились черты лица, застыв в выражении вечного изумления, что ничуть ее не портило, а наоборот – шло.
Я не раз видела эту девочку в Цветнике, не заметить такую яркую невозможно, но она из фиалок, мы с ними практически не пересекались.
– Ты кто?
Рыженькая, пристальным взглядом обводя внутренности Цветомобиля, ответила, даже не покосившись в мою сторону:
– Я Ханна. А тебя я знаю, ты Элли. Я почти всех вас знаю по имени.
– Ты же фиалка?
– Ага, не доросла еще до старшей группы.
– Откуда ты здесь взялась?
– Откуда и все – приехала.
– Я не заметила, чтобы фиалки забирались в Цветомобиль.
– Нас только трое, остальные побоялись ехать, Соня нам разными гадостями грозила, зря ты ей рот не прикрыла.
После этих слов я вспомнила о второй убитой девочке и спросила:
– А среди ваших не было светленькой, волосы ровные, высокая, в зеленом платье?
Ханна, ничего не ответив, легко забралась в отсек, подошла ко мне, не обращая внимания на Рианну, взглянула за перегородку и таким же спокойным негромким голоском произнесла:
– Нет, это не наша, это Ким. Она из второй группы орхидей, ты ее лучше должна знать. Наша Инесса, она возле кабины осталась.
– Возле кабины осталась?.. Это получается… Ханна, что, Инессу тоже убили?
– Ага. Пуля прошла через нее и разорвала ремень. Представляешь, прямо в защелку попала. Вот поэтому ее и нет в кресле – она упала и к стенке закатилась.
– Инесса точно мертвая?
– Ну да, в нас ведь из крупнокалиберного лупили, а это почти без шансов, наповал убивает. Я кричала, чтобы все легли на пол, но почти никто не послушался. Вон, смотри, видишь это кресло? Здесь я сидела. Почти посредине попали, а меня здесь уже не было.
– Это ты хорошо придумала.
– Ага, хорошо. Ким не послушалась, вот ей и досталось, пуля плечо разворотила. Видишь пробоины? Прошла через заднюю стенку и через перегородку. Наверное, сплющилась из-за этого, но все равно быстро летела. Ким даже не закричала, ей кости переломало, после такого обычно мгновенный обморок, а потом быстро кровью истекают.
– Я бы обошлась без подробностей, – произнесла это торопливо, стараясь смотреть строго наверх, желудок вновь начал нехорошо напрягаться.