С тех пор, как уснула моя красавица

Кларк Мэри Хиггинс

Это далось ему не так-то легко. Неуклюжие калифорнийские девицы спотыкались о длинные юбки, входя в автобус, и чуть не подняли национальное восстание против «Нового Взгляда». Но Диор отвел их ружья (или ножницы), и сезон за сезоном выдавал изящную, прекрасную одежду — декольте опускалось все ниже, облегающие лифы украшались плиссировкой, спускающейся на узкие юбки. И его давнее предсказание было подтверждено позднейшим крахом мини-юбок. Может быть, когда-нибудь все дизайнеры придут к единому мнению, что загадка — очень важный элемент женской моды.

К началу шестидесятых времена изменились. Мы не можем винить во всем Вьетнам или Ватикан, но волна перемен носилась в воздухе, и на сцену вышел английский дизайнер — молодой и дерзкий. Это

была Мэри Квант, маленькая девочка, которая ни за что не хотела становится взрослой, чтобы никогда-никогда не носить взрослую одежду. Добро пожаловать, Мини-Юбки, свободные платьица, цветные носки, высокие ботинки. Добро пожаловать в страну, где все выглядят юными. Когда Мэри Квант спросили, чем она руководствуется в своей моде, она коротко ответила: «Секс».

К 1972 году все было завалено мини-юбками. Но женщины, уставшие испытывать постоянные неудобства, доставляемые полосочкой ткани на своих бедрах, сдали позиции и перешли на мужскую одежду.

И вот появляется Энтони делла Сальва со своим «Видом на Тихоокеанские рифы». Жизнь делла Сальвы началась не во дворце на одном из семи холмов Рима, как хотел вас уверить его агент по рекламе, а на ферме на Вильямсбридж-роуд в Бронксе. И имя, данное ему при рождении — Сал Эспозито. Возможно, его чувство цвета зародилось под влиянием созерцания овощей и фруктов, когда он помогал своему отцу укладывать их на грузовичок и развозить по соседям, пытаясь продать. Его мать, Ангелина — вовсе не графиня Ангелина, прославилась своей присказкой, которую она произносила неизменно плаксивым голосом: «Храни Бог твоя мама, храни Бог твоя папа. Не возьмете ли прекрасные грейпфрутов?»

Сал был весьма посредственным учеником в школе имени Христофора Колумба (это в Бронксе, не в Италии), и потом, будучи студентом, также не блистал талантами — просто один из толпы. Но, как это иногда случается, судьба решила проявить к нему благосклонность. Он выступил с коллекцией, которая сразу вознесла его на вершину славы: «Виды Рифов Тихого Океана» — его первая и единственная оригинальная идея.

Но что за идея! Делла Сальва одним-единственным, но мощным ударом развернул моду и направил ее по совершенно новому пути. Те, кто присутствовал на первом показе в 1972 году запомнили впечатление от этой элегантной одежды, которая, казалось, струилась на девушках-моделях: туники со свободной расширенной линией плеча; вечерние шерстяные платья, просторные и в то же время обрисовывающие фигуру; плиссированные рукава, которые поблескивали и переливались разными оттенками в зависимости от освещения. А расцветки! Он позаимствовал их прямо у тропических обитателей Тихого океана, у коралловых деревьев и водорослей. Он брал рисунки у самой природы, чтобы создать свой собственный экзотический дизайн, то необыкновенно дерзкий, то деликатно-приглушенный, как голубое на серебре. Дизайнер, создавший «Виды Рифов Тихого океана», завоевал все мыслимые в мире моды награды".

На этом месте Нив облегченно рассмеялась. «Салу понравится то, что здесь написано о „Тихоокеанских рифах“, — сказала она. — Но я не знаю, как насчет всего остального. Он так много врал. Он убедил сам себя, что родился в Риме, а его мама графиня. С другой стороны, судя по тому, что он говорил вчера вечером, он готов к чему-то подобному. Все кичатся своими родителями. Сал наверняка откопает, на каком корабле его предки прибыли на Эллис Айленд и закажет модель корабля».

Сделав такой своеобразный обзор огромного периода истории моды, Этель продолжила статью, называя имена известных в свете дизайнеров, которые сами не в состоянии «вдеть нитку в иголку», но которые нанимают талантливых молодых людей, создающих новые направления. Она высмеяла принятую среди дизайнеров манеру не искать привычных путей, а пытаться каждые несколько лет перевернуть моду с ног на голову, даже если для этого потребуется одеть престарелых аристократок наподобие девочек для канкана, откровенно издеваясь над толстухами, которые выкладывали

по 3-4 тысячи долларов за костюм, на который едва ли пошло 2 метра габардина.

Далее Этель обращает свое жало в сторону Гордона Стюбера:

"Пожар на швейной фабрике компании «Триангл Шортвейст» в 1911 году позволил широкой публике узнать о жутких условиях работы на подобных предприятиях. Благодаря профсоюзу «Интернешнл Лэдиз Гармент Воркерс», индустрия моды стала местом, где талантливые люди могут зарабатывать приличные деньги. Но некоторые фабрики нашли путь повысить свои доходы, наживаясь на беспомощных. Новые предприятия, практикующие потогонную систему, существуют в Южном Бронксе и Лонг-Айленд Сити. Незаконные иммигранты, многие из которых практически еще дети, работают за смехотворную плату, так как не имеют Грин-карт и боятся протестовать. Королем этих фабрик является Гордон Стюбер. Намного больше о Стюбере будет в следующей статье, а пока запомните это имя. Каждый раз, натягивая на себя костюм, подумайте о ребенке, который его шил. Возможно, он даже не наедается досыта ".

А заканчивалась статья хвалебной одой в честь Нив Керни, хозяйке магазина «Нив Плейс», которая открыла всем глаза на Гордона Стюбера и которая вышвырнула из своего магазина всю его одежду.

Нив пробежала глазами слова о себе и отложила газету. «Она держит под прицелом всех дизайнеров! Я начинаю думать, что, может, она испугалась сама себя и поспешила скрыться, пока улягутся страсти».

«А не может ли Стюбер сейчас возбудить дело против нее и журнала?» — спросила Юджиния.

«Правда — лучшая защита. Они, очевидно, хорошо все продумали. Что, действительно, убивает меня, так это то, что невзирая на все, в последний свой приход сюда Этель купила один из его костюмов. Один, который мы забыли вернуть».

Зазвонил телефон. Через пару секунд секретарша передала: «Нив, тебя мистер Кэмпбелл».

Юджиния закатила глаза: «Посмотри на выражение своего лица». Она смела остатки бутербродов, бумагу и чашки из-под кофе в корзину для мусора.

Нив подождала, пока за Юджинией закроется дверь и взяла трубку. Она попыталась придать своему голосу непринужденность, но получилось, что она пролепетала, едва дыша: «Нив Керни».

Джек сразу перешел к делу: «Нив, ты не могла бы со мной сегодня поужинать?» Он не стал ждать, пока девушка ответит и продолжал: «Я хотел поделиться с тобой кое-чем, что я узнал из записей Этель Ламбстон и, может, мы смогли бы это обсудить, но если честно, я просто хочу тебя видеть».

Нив растерялась, она почувствовала, как быстро забилось ее сердце. Они договорились встретиться в «Карлайл» в семь часов.

Конец дня получился неожиданно очень занятым. В четыре Нив вышла в торговый зал, чтобы помочь продавщицам. В зале были все новые лица. Одна молодая девушка, не старше девятнадцати, купила вечернее платье за четыреста долларов и за девятьсот долларов платье для коктейля. Она настояла на том, чтобы именно Нив помогла ей сделать выбор. «Вы знаете, — сказала она доверительно, — одна из моих подружек работает в „Контемпорари Вумен“ и она видела статью, которая выйдет на следующей неделе. В ней говорится, что вы чувствуете моду лучше, чем большинство дизайнеров на 7 Авеню, и что вы никогда не дадите людям не правильный совет. Когда я рассказала об этом своей маме, она послала меня сюда».

Два других новых покупателя рассказали примерно такую же историю. Кто-то был знаком с кем-то, который знал кого-то, кто слышал о статье. В половине седьмого Нив, испытывая несказанное облегчение, повесила на дверь табличку «Закрыто». «Я склоняюсь к мысли, что нам надо перестать клевать несчастную Этель, — сказала она. — Она так нас разрекламировала, что я бы не добилась подобного, подавай я объявления хоть на каждой странице газеты».

* * *

После работы по дороге к Этель Дуг Браун зашел в ближайший супермаркет. Была половина седьмого, когда он, поворачивая ключ в замке, услышал настойчивый звонок телефона.