S.n.u.f.f.
Шрифт:
Смысла этих слов Грым не понял совсем, но не решился спросить, подумав, что Кая опять чем-то расстроит Дамилолу. Зато второй отрывок показался чуть яснее:
Критикуя репрессивный оркский режим, мы часто забываем, какова его подлинная природа. И чем сложнее определения, которыми мы пользуемся, тем запутаннее кажется вопрос. Однако суть можно объяснить предельно просто.
Режим —
Сюда входят не только берущие взятки столоначальники и ломающие черепа ганджуберсерки, но и игриво обличающие их дискурсмонгеры, проворные журналисты из Желтой Зоны, титаны поп- и попадья-арта, взывающие к вечным ценностям мастера оркской культуры, салонные нетерпилы и прочие гламурные вертухаи, ежедневно выносящие приговор режиму на тщательно охраняемых властями фуршетах.
Следует помнить, что непримиримая борьба с диктаторией — одна из важнейших функций продвинутой современной диктатории, нацеленной на долгосрочное выживание. Подельники уркагана могут пустить на самотек образование и медицину, но никак не эту чувствительнейшую область, иначе может произойти непредусмотренная ротация власти. Отсюда этот страшный дефицит честности внизу — ибо любая оркская «новая искренность» есть не что иное, как хорошо забытая старая ложь.
Все это уже было. Много раз было.
У Трыга внизу совсем нет друзей.
Vive la revolution!
БАММ
Грым поглядел на Дамилолу, потом опять на цитату. Дамилола пожал плечами.
— Их нет и наверху, — буркнул он.
— А? — не понял Грым.
— Я про друзей, — сказал Дамилола. — Сам не понимаю, чего здесь это повесили. Наверно, внизу слишком много добровольных помощников развелось. Войны через две-три будем бомбить Желтую Зону, вот общественное мнение и готовят. Но тебе это не важно, парень. Ты теперь на свободе…
Мысль про природу режима показалась Грыму в целом верной — он всегда чувствовал что-то похожее. Правда, непонятно было, распространяется ли обобщение на самого Бернара-Анри.
Хлои нигде не было видно. Осмотрев зал, Грым убедился, что она уже исчезла — вместе с Аленой-Либертиной. Отбыли не попрощавшись…
Кая увидела, как он помрачнел.
— Поехали отсюда, — предложила она. — Куда ты хочешь, Грым?
— Он нигде еще не был, — сказал Дамилола. — Для него это первый выход в свет. Что тебе интересно увидеть?
— Лондон, — без колебаний ответил Грым.
— Почему именно Лондон?
— Туда все наши уезжают, — сказал Грым. — Кто добился успеха в жизни.
— Ну хорошо, — согласился Дамилола. — Лондон так Лондон. Мне не нравится, как там кормят. Хотя одно хорошее место я знаю… А где Хлоя?
— Она уже уехала, — сказал Грым. — С Аленой-Либертиной.
— А, — ответил Дамилола. — А. Ну тогда в путь?
Грым вдруг понял, что Кая опять держит его за руку.
Ее рука была теплой и сухой. Она поскребла пальцем по его кисти, словно чтобы привлечь его внимание к тому обстоятельству, что она держит его за руку. И Грым, удивляясь сам себе, так же поскреб пальцем в ответ.
Кая посмотрела на него, улыбнулась и потащила к дверям трубы. Дамилола пошел следом — если он и заметил что-то, то никак этого не показал.
В кабинке метролифта Дамилола несколько раз ткнул пальцем в маниту. Грым увидел веселую надпись:
— Ну
— Притоны здесь ни при чем, — проворчал Дамилола. — Это самый хороший ресторан в Лондоне, который я знаю. Глобальные урки сюда почти не ходят. И то, что он в реестре Гулага — просто совпадение.
— Да-да, — сказала Кая. — У нас никаких сомнений.
Услышав это «нас» и увидев гримасу Дамилолы, Грым понял, что ему следует тщательно избегать любого участия в семейном выяснении отношений. Кая по прежнему держала его за руку, и он, чтобы чем-то себя занять, стал изучать контрольный маниту.
На нем мелькали всякие веселости: воздушные шары, мультяшные герои, анимированная реклама новой диеты — а в нижней части дрожали большие зеленые цифры обратного отсчета. Грым решил, что это время до пункта назначения. И точно, когда на маниту выскочил ноль, дверь открылась.
Впереди был зал размером примерно с мемориал Трыга — со столиками, стоящими возле высоких окон. Заметив вверху какое-то движение, Грым поднял глаза — и обомлел.
В таинственной полутьме над головой вращались масляно блестящие шестерни и дуги, и качался огромный тяжелый маятник, с каждым взмахом посылая по залу ощутимое дуновение воздуха. Там был часовой механизм, только очень большой. И если он тоже был иллюзией, то она достигла просто небывалого правдоподобия.
А за окнами во все стороны простирался видимый с высоты птичьего полета древний город.
— Это Лондон? — спросил Грым.
— Лондон, — подтвердил Дамилола. — Исторический вид из часовой башни. Насколько его удалось восстановить по сохранившейся 3D-панораме.
По залу к гостям уже спешила огромных размеров черная женщина в старинном платье — из белого шелка с зелеными рукавами. У нее была шоколадная кожа и седые дреды, неприятно напомнившие Грыму об оставшихся внизу ганджуберсерках.
— Чем буду угощать? — спросила она неожиданно низким мужским голосом.
Посмотрев на нее внимательней, Грым увидел, что ее огромные груди не настоящие — это были набивные выступы на расшитом серебром лифе. Перед ним был мужчина.
— Как обычно, Гбен, — сказал Дамилола лениво, — Все как обычно, старина.
Пожилой негр уставился на Дамилолу с недоумением — впрочем, вежливым.
— Как в прошлый раз, — сделал еще одну попытку Дамилола.
Негр вновь изобразил предельно почтительное непонимание. Молчание становилось тягостным.
— Меню номер семь, — не выдержал Дамилола.
— А деткам? — спросил негр.
— Тоже, — хмуро сказал Дамилола.
— То есть три меню номер семь?
— Нет, — сказал Дамилола. — Два. Девочка есть не будет.
Неф с сомнением поглядел на Каю, потом на Дамилолу — и тут же улыбнулся, словно хотел показать, что вовсе не думает, будто видит перед собой скупердяя-отца, морящего дочь голодом. Вежливо кивнув, он пригласил гостей садиться. Дамилола выбрал столик с видом на реку. Выглядел он хмуро, и Грыму стало немного его жаль.
Но панорама поразила его настолько, что он сразу про все позабыл.
За окном высились ажурные серо-коричневые башни со стрельчатыми окнами, шпилями, даже флагом на высокой мачте — настоящий сказочный замок.