S.W.A.L.K.E.R. Байки из бункера (сборник)
Шрифт:
Михалыч усилием воли прервал поток воспоминаний. Пора бы оставить мысли о доме. Все это было слишком давно, нужно смириться со своим жалким мелкобожественным существованием…
– Так, синедевецы, расписные крысявицы, а чего это я перед вами распинаюсь?! Ванилька, ну-ка быстро повтори, чему вас учили в дважды краснознаменной школе имени меня!
Ванилька заливалась краской – кислотная зелень проступила сквозь природную синеву уродливой кожи. Впрочем, цветовая пертурбация не помешала ей выпалить зазубренное и
– Придет назначенный Судьбою день, наступит час урочный, и средь сынов и дочерей народа нашего родится избранный, чьему крылу покорится небесная твердь, и поведет он за собой все племя великое, и подчинится ему высь, земля и нижние пределы…
Старик доброжелательно кивал головой в такт велеречивым словесам, внимательно слушая самолично придуманную когда-то пьяную белиберду. А что, даже мелким божкам полагаются предсказания, видения и откровения!
Но дослушать вдохновенный бред ему не дали.
– Ээ, братка, слышишь? Уважаэмий, базар ест!
Михалыч собирался было вспылить, за то что его отвлекают от важных дел, но, узнав своего единственного любимца, обитающего в здешних дурных краях, сменил гнев на милость.
– Вазген Вартанович, вай-вай, зачэм так нихарашо паступаэшь? – старик откликнулся в тон любимцу. В свое время он потратил уйму времени, обучая того «русско-кавказской» речи, зато сейчас пожинал плоды своих трудов: каждая беседа с местным полиглотом неизбежно улучшала настроение, вне зависимости от темы разговора. – У нас тут палёты-шмалёты, панимаеш, пастароним нэту входа. Катэгорически!
– Какой-такой пастароний, батоно Михалыч! Обидеть хочешь старого друга, да? – «старый друг» насупился, от чего его надбровные мешки самопроизвольно раздулись, а хоботок закрутился против часовой стрелки – верный признак обиды и раздражения. – Я к тибэ с дилавым придлажениэм! Вах, ни придлажениэ, а целый бизнес-шниблес, мамой клянус! Сами Нибиса миня к тибе атправили!
Синекожий с несвойственной его соплеменникам грацией извлек из-за спины бутыль, на треть заполненную мутновато-бурой жидкостью, – она источала настолько сногсшибательный «аромат», что у старика немедленно защипало в глазах, – и с торжествующим видом протянул Михалычу.
– Прымы ат всиго сэрдца, братка! И ни аткажи в малом… Ашотика, кравыночку маю, наслэдника нэнагляднога атстрани-
ат палётов, да? Ну какой он Избраный, балбэс и лодирь, мамой клянус!
– Да тихо ты! – зло оборвал Михалыч, пряча презент за пазухой. Конечно, откат был еще тот – дерьмо, если честно: не бормотуха, скорее термоядерное слабительное на три «нескучных дня». Однако Вазген никогда в зажиточных синежопых не числился, уж чем богаты… да и как откажешь «старому другу». – Иди давай, пазоришь толька!
– От спасиба тибе, добрий чилавэк! Вазген Вартанович добра ни забиваит, в агонь и в воду пайду за табой, батоно Михалыч,
Но старик уже не слушал.
Когда на взлетном поле помимо уклонистов остались лишь Янки Дудль и Лох Несс, впору было хвататься за голову. Пришло время отправлять в полет последнего «счастливчика», но память-предательница так и не выдала Михалычу имени того, чью неприкосновенность оплатили мутанто-родители. Что делать? Что делать?!
Когда пасует здравый смысл, молчит логика, а память изо всех сил делает вид, что она совершенно не при делах, остается последнее средство. Не особо надежное и верное, но за неимением вариантов… Михалыч решительно сунул руку в карман, нащупал там кругляш побольше да посолиднее и вытащил на свет довоенный пятирублевик.
– Давай, Фортуна, бери все в свои шаловливые руки. Решка – Дудль, Орел – Лох.
Старик высоко подкинул монету, затем поймал ее на открытую ладонь, которую тут же крепко сжал. Поднес вплотную к близоруким глазам и лишь тогда разъял свой захват.
– Ну вот… Лох, он и есть лох, даже если орел…
Лох Несс готовился к взлету долго – уклонисты давно сбежали домой, радуясь счастливому избавлению от всеобщей повинности, но Михалыч не торопил уродца: свою долю невезения тот отхватил сполна.
Закончив приготовления и предстартовую разминку, Несс с неблагозвучным именем (а других Михалыч никому и не давал) с места взял хороший разбег и, постоянно взвинчивая темп, стремглав бросился по взлетной полосе вперед, навстречу пропасти.
«Хорошо идет, красиво», – отметил про себя старик. Это не помешало ему достать из-за уха огрызок карандаша и прицелиться в прозвище отлетающегосинежопа. Лох шел в списке последним, «вернее, крайним» – быстро поправился Михалыч и вновь вернулся к созерцанию взлета, покуда оставив надпись «Лох Несс» в неприкосновенности.
– Лох, шасси убирай! Молодца! Крылами, крылами работай! Ногами пружинь! Резче, резче! Красава! Жми! Отрыыыыыыв!
Тушка синежопа рванулась прочь от земли и…
– Твою-то гребанную мутоматушку! – прошептал человек, ошалело глядя на поднимающегося над пропастью мутанта. Лох Несс орал, как резаный, срался на лету от страха, но продолжал держаться в воздухе. Какое там держаться – он летел!
– Охренительный я нострадумус, – Михалыч яростно, всей пятерней, почесал свою седую, провидческую голову. – Только Избранного нам для полного счастья и не хватало!
Что случится с синежопами, когда они узнают о досадномлетном инциденте? Когда окончательно уверуют в собственные силы и способность летать? Чем все это обернется для людей? Старик не знал. А главное – знать не хотел.