Сачок для бабочек
Шрифт:
– Неужели это – правда? Ответь мне сейчас же! Ответь!
Скинув обувку, я прошел в комнату и устало опустился на стул.
– Какая правда?! О чем ты говоришь?
– О том, что я недавно слышала своими ушами!..
– И ты веришь всему, что тебе скажут?
Наконец, взгляды наши встретились.
– Что же мне остается, по-твоему, когда в дом ко мне врываются и поносят меня и моего сына самыми последними словами?! А потом еще и угрожают посадить тебя в тюрьму! А то и – того хуже…
– Да, ничего они не смогут сделать, мать! Пошумят, пошумят, да, перестанут!..
– Хорошо, коли так!
– Ты больше не пускай ее в дом! Родительницу Евкину… Не должна она на тебе отыгрываться. Злобу свою срывать. Ты – здесь, ни причем! Я – уже сам взрослый. Разберусь, что – к чему!
Мать часто захлюпала носом.
– Да, будет тебе, мам, сырость зря разводить! Будет!
Жалость кольнула меня в самое сердце. Я подошел к матери и, нежно обняв ее, не отпускал до тех пор, пока она не перестала вздрагивать всем телом.
– Ну, вот и – ладно! Вот и – хорошо!..
– Что ж – хорошего?
Пожилая женщина оторвала мокрое лицо от ладоней.
– Сам знаешь, каково мне такое выслушивать!.. А эти люди. Они – на все способны. Вон мужик-то у нее сидел! И причем – не раз. То – за разбой… А в последний раз – за убийство!..
– Так, ведь оправдали! Сама же знаешь… Не его это было рук дело!..
– Как же – не его!..
Женщина горько усмехнулась.
– Еще как – его! Судье на лапу дал, вот и отмазали убийцу. А то, что он таковой и есть, это у него на роже написано.
– Ну, даже, если и написано! Подумаешь… Велика важность! – небрежно фыркнул я.
Но не оттого, что в действительности так думал, а, скорее, затем, чтобы хоть немного успокоить мою мать.
– А – что, если он узнает про то, что ты с его ненаглядной дочуркой сотворил? Теперь-то уж, наверняка, не только он узнает… У нас тут все и про всё – в курсях. А за такое безобразие, теперь пересудов и мне, и тебе, и той девчонке… До конца жизни хватит!..
– Да, ничего я не творил! Пойми ты, наконец! – не на шутку вскипел я. – Она сама так захотела!
– Захотела!
Женщина, не в силах что-либо возразить сыну, пожала плечами.
– Мало ли, чего она захочет! А у тебя голова – на что?.. Чтоб шее, чем вертеть было?
Всю неделю, что оставалась до экзаменов, я безвылазно проторчал дома, добросовестно штудируя учебники, и часами просиживая над решением примеров и задач. Прежде я не уделял этому столько внимания. А теперь, впервые мне это было не особенно в тягость. Надо же было хоть чем-то скрасить мое одиночество. Видеть я никого не хотел. К тому же моя запоздалая тяга к знаниям, вызванная экстренной необходимостью, в значительной степени отвлекала меня от мыслей о Еве. Я не то, чтобы сердился на нее за то, что, наверное, из страха перед своей матерью или, желая выглядеть в ее глазах пай-девочкой, она меня попросту оболгала. Да, и было ли это с ее стороны ложью? Что, если тетя Глаша, как следует, надавила на дочь и заставила ее признаться в том, чего не было на самом деле? Лишь бы со стороны все выглядело не так, как это вдруг предстало ее взору, а гораздо пристойней. Пристойней относительно всего того, что касалось ее дочери, поскольку в случившемся тетя Даша винила только меня! Как бы то ни было, я не осуждал Еву и ее мать за ту неблагодарную роль, которую они отвели моей персоне. Я вообще не хотел копаться в этом грязном белье насквозь фальшивой нравственности, которой прикрываются моралисты, боясь, что их уродливая сущность однажды предстанет перед всеми в своем истинном свете. Как бы не претила моему естеству та ересь, которую высказала мне в лицо тетя Даша, в моем сердце не было места для ненависти по отношению к ней. Более того, не смотря ни на что, я по-прежнему любил и, как мне казалось, не безответно. Поэтому я ждал новой встречи с Евой, словно самого главного экзамена в моей жизни. Мне думалось, что если я выдержу его, в том смысле, что не уроню себя в ее глазах, как мужчина, а значит, не опущусь до всякого рода претензий, а тем более, оскорблений в ее адрес, то наградой мне будут жаркие поцелуи, тонкая талия и упругая девичья грудь. И еще – голос! Голос Евы, который я не мог спутать ни с каким другим и который проникал мне в самую душу. Когда я слышал его, у меня словно все переворачивалось внутри. Все клетки моего существа сладко ныли и готовы были безвозвратно раствориться в Еве, заполнив собой вакуум, в котором, точно в коконе, тщетно томилась ее душа, готовая вот-вот из неподвижной гусеницы превратиться в легкокрылую, беснующуюся от ощущения пьянящей
– Дура – она! Старая глупая корова! – невольно вслух вырвалось у меня перед тем, как я услышал легкий скрежет и затем барабанную дробь по моему стеклу.
Вскочив с кровати, я бросился к окну. Уже вечерело, и вдали виднелась ярко-красная полоса горизонта.
– Ева!
За окном стояла она! Ее волнистые темные пряди падали на слегка оголенные худенькие, почти детские, плечи. В ее лице и облике было что-то чрезвычайно притягательное. Сознавала ли Ева ту власть, какую имела надо мною? Словно, с изящной легкостью метнув в воздух невидимое лассо, она сделала меня своим рабом до конца жизни. И я вынужден был, след в след повторяя ее шаги, идти в том же направлении, что и она. Я не мог поступить иначе. Ева походила на сочный спелый плод на ветке фруктового дерева, покрытый капельками утренней росы. И этим все сказано!..
– Выдь, что ли! – позвала она, когда я приоткрыл оконную створку.
– Для чего? – нарочито грубо спросил я.
– Что, сдрейфил?
Она сказала таким тоном, что это с полуоборота завело меня. Между нами словно произошел электрический разряд. Более не мешкая, я растворил окно настежь, и одной рукой схватил с пола табурет. Все еще находясь по ту сторону оконной рамы, и, крепко держа меня за руки, Ева вначале встала на табурет, а потом взобралась на подоконник. Дальше все случилось само собой. Дверь в мою комнату была плотно закрыта. Так, что моя мама не могла даже догадываться о том, что в это время происходило в ней. Она думала, что я упорно готовлюсь к завтрашнему выпускному экзамену. Что ж, на мой взгляд, именно так все и было на самом деле. Несмотря ни на что, мне так хотелось доказать мою преданность и любовь Еве, что, как мне кажется, тогда я более, чем справился с этой задачей. Ослепленный ответным чувством и близостью Евы, я не предполагал, насколько быстротечным и иллюзорным может быть счастье, эгоистичной и коварной женская любовь. Жестокой – расплата за ошибки, которые так часто мы совершаем в молодости не по злому умыслу, а скорее по собственной глупости и из-за всякого рода каверз непонятной судьбы!..
III. Марго
Следующие дни в той части, где открываются новые страницы моего любовного романа, протекали столь же насыщенно и бурно. Я и Ева встречались почти каждый вечер, когда на деревню опускались сумерки, скрывавшие нас от посторонних глаз. Мы отправлялись то в близлежащий лесок, то на сеновал, где прело прошлогоднее сено. А то попросту находили укромное местечко где-нибудь в усадьбе ее дома, чтобы в случае чего она могла незаметно юркнуть в него, взобравшись в окно, или – через сенцы. Иначе тетя Даша могла заподозрить неладное… А я, перемахнув через забор, не мешкая, отправиться восвояси!.. Так продолжалось до самого выпускного вечера, пока в гости к Еве вновь не нагрянула ее сестра из Москвы.
Это была та самая блондинка, которую в короткую размолвку с Евой я успел заметить возле ее дома.
– Ты знаешь, я не удержалась и все рассказала Марго про нас! – сообщила мне Ева при новой встрече.
Я внимательно посмотрел на нее, почувствовав, что она что-то не договаривает.
– Ну, и что?
– Как это – что?
Я неопределенно пожал плечами.
– Что тебе сказала твоя сестра?
Ева исподлобья метнула в меня взгляд, словно пытаясь наперед угадать, какую именно реакцию во мне вызовет то, что она хотела сообщить. При этом словно легкое облачко мелькнуло на ее лице.
– Когда я назвала ей твое имя, она засмеялась!.. Вот – стерва! Представляешь?
Я презрительно хмыкнул.
– Что же смешного она нашла в моем имени?
– Да, я и сама сперва никак не могла этого понять… Марго всегда казалась мне чересчур странной. А теперь и вовсе я приняла ее выходку за полный идиотизм. Я подумала, что, возможно, столичная жизнь сделала ее такой. И высказала сестре мое мнение на сей счет.
– А она?
– Она расхохоталась еще сильнее прежнего! После этого мне даже захотелось съездить Марго, от которой у меня никогда не было секретов, и которая всегда делилась своими тайнами со мной, по физиономии.