Сад костей
Шрифт:
— Я удивился тому, что вас нет дома, — сообщил Пратт, не отводя взгляда от Норриса.
Юношу охватила внезапная тревога. Неужели в его комнате обнаружили Розу Коннелли? Может быть, из-за этого Пратт так пристально на него смотрит?
— Какова причина вашего вторжения? — поинтересовался Гренвилл, с трудом скрывая презрение. — Вы просто хотели проверить местонахождение господина Маршалла?
— Нет, доктор, — возразил Пратт, переводя взгляд на Гренвилла.
— Что же тогда?
— Значит, вы ничего не знаете.
— Весь день я занимался своим племянником и не выходил из дома.
— Сегодня
— Мост Западный Бостон? — заинтересовался доктор Сьюэлл. Услышав тревожные новости, он выпрямился на стуле.
— Да, доктор Сьюэлл, — подтвердил Пратт. — Я приглашаю вас самолично осмотреть тело. И тогда вам ничего не останется, как прийти к тому же заключению, к которому, основываясь на характере увечий, пришел я. В сущности, и мне, и доктору Краучу абсолютно ясно, что…
— Крауч уже осмотрел его? — осведомился Гренвилл.
— Доктор Крауч был в палатах, когда тело принесли в больницу. Это и впрямь очень удачное обстоятельство, потому что Агнес Пул осматривал он же. И потому сразу заметил схожесть увечий. Особенный рисунок ран.
–
Пратт взглянул на Норриса. — Господин Маршалл, вы наверняка знаете, о чем я говорю.
Юноша пристально посмотрел на стражника.
— В форме креста? — тихо проговорил он.
— Да. Несмотря на… повреждения, рисунок очевиден.
— Какие повреждения? — спросил Сьюэлл.
— Крысы, сэр. И, возможно, другие животные. Ясно, что тело пролежало там некоторое время. Разумно предположить, что дата исчезновения совпала с датой смерти.
Казалось, температура в комнате резко упала. Никто не произнес ни слова, однако на потрясенных лицах всех присутствовавших читалось понимание.
— Значит, вы нашли его, — наконец вымолвил Гренвилл. Пратт кивнул.
— Тело принадлежит доктору Натаниэлу Берри. Вопреки нашим предположениям он никуда не исчез. Он был убит.
24
НАШИ ДНИ
Джулия оторвала взгляд от письма Венделла Холмса.
— Венделл Холмс был прав, Том? Тот случай родильной горячки действительно имел отношение к болезни
Чарлза? К заражению крови?
Том стоял у окна и смотрел на море. Утром туман начал рассеиваться, и, несмотря на то что небо по-прежнему оставалось серым, они наконец смогли увидеть воду. На фоне серебристых туч носились чайки.
— Да, — тихо подтвердил он. — Скорее всего, связь есть. В своем письме Венделл Холмс почти не касается ужасов родильной горячки. — Том уселся за обеденный стол напротив Джулии и Генри, и свет, который падал на него со спины, утопил его лицо в мрачной тени. — В те времена, — начал объяснять Том, — если случались эпидемии, обычно умирала каждая четвертая роженица. Они умирали так быстро, что в больницах в один гроб засовывали по два трупа. В одной из больничных палат Будапешта роженицы в окно видели кладбище, а в конце коридора — прозекторскую. Неудивительно, что женщины боялись рожать. Они знали: отправившись в больницу, чтобы стать матерью, запросто можешь вернуться в гробу. И знаете, что самое страшное? В их смерти были виновны врачи.
— Вы имеете в виду, по причине некомпетентности?
— По причине невежества. В те времена никто и понятия не имел о микробной теории. Никто из врачей не надевал перчатки, осматривая женщин, они работали голыми руками. Проводили вскрытие трупа, сгноенного какой-нибудь болезнью, а потом прямо с грязными руками направлялись в родильную палату. И осматривали пациентку за пациенткой, распространяя инфекцию от кровати к кровати. Убивая каждую женщину, до которой дотрагивались.
— Никому из них не приходило в голову вымыть руки?
— Один венский доктор как-то предложил делать это. Это был венгр по имени Игнац Земмельвейс, заметивший, что пациентки, которых осматривали студенты-медики, гораздо чаще умирали от родильной горячки, чем те, которыми занимались акушерки. Он знал: студенты ходят на вскрытия, акушерки же — нет. И пришел к заключению, что в прозекторских распространяется какая-то зараза, после чего порекомендовал своим коллегам мыть руки.
— Это же абсолютно очевидная вещь!
— Но его осмеяли.
— Врачи не последовали его совету?
— Земмельвейса выгнали с работы. В конце концов он погрузился в такую депрессию, что оказался в психиатрической клинике. Там он порезал палец и заработал заражение крови.
— Как Чарлз Лакауэй. Том кивнул.
— Ирония судьбы, верно? Вот отчего эти письма особенно ценны. Это история медицины, написанная одним из величайших врачей, которые жили на этом свете. — Он бросил взгляд на Джулию. — Вы ведь знаете это, верно?
Знаете, почему Холмс — героическая личность в американской медицине?
Джулия покачала головой.
— Здесь, в Соединенных Штатах никто тогда не слышал о Земмельвейсе и его микробной теории. Но и у нас существовали эпидемии родильной горячки, и был ужасающий процент смертности. Американские врачи во всем винили дурной воздух, плохое кровообращение или даже такую нелепость, как оскорбленная скромность!
Женщины умирали, но никто в Америке не мог понять, почему. — Том бросил взгляд на письмо. — Никто, кроме Оливера Венделла Холмса.
25
1830 год
Спрятавшись в укромном уголке за дверным проемом, чтобы не попадал ветер, Роза смотрела туда, где кончалось больничное поле, на чердачное окно Норриса. Она наблюдала за ним несколько часов кряду, но теперь, когда на улице стемнело, девушка уже не могла отличить контур знакомого строения от выделявшихся на фоне ночного неба очертаний других домов. Почему он так и не вернулся? А вдруг он уже не придет сегодня? Роза очень надеялась, что сможет провести хотя бы еще ночь под одной крышей с Норрисом, снова увидеть его, услышать его голос. Проснувшись нынче утром, она обнаружила оставленные им монеты, благодаря которым Мегги сможет еще неделю пробыть в тепле и сытости. Чтобы отблагодарить Норриса за щедрость, она заштопала две изношенные рубашки юноши. Роза с радостью заштопала бы их, даже если б не чувствовала себя обязанной, ради того только, чтобы дотронуться до ткани, которая касалась его спины, знала тепло его тела.