Сад нерастраченной нежности
Шрифт:
— Это твоя женщина? — бесхитростно спросила Анна у Джима, благодушно кивнув в сторону девушки.
— Ее зовут Даниэль Моррисон, — сдержанно произнес Джим Хаскелл.
— Очень приятно, Даниэль, что вы приехали вместе с Джимом, — как и прежде мягко, произнесла женщина и протянула гостье руку, которую та пожала с нескрываемым облегчением, сказав:
— Мне тоже очень приятно.
Ей действительно было очень приятно оттого, что она не упустила своего шанса начать новую жизнь вместе с Джимом, потому что с этой встречи для ее любимого все могло перемениться.
— Когда вы звонили, сказали, что больны… —
— Ты прав. Я солгала, потому что у меня не было уверенности, что ты захочешь меня увидеть спустя столько лет. А мне это просто необходимо, — без смущения объяснила женщина.
— Вам достаточно было сказать мне все как есть и положиться на мою порядочность, — с упреком произнес Джим и добавил: — Не терплю, когда мной манипулируют. Я всегда это чувствую, мэм…
— Прости меня, Джим. Я это учту и буду надеяться, что моя оплошность не осложнит наших отношений, — плавно проговорила Анна, пригласив гостей присесть в гостиной.
Застыв на месте, Джим наотмашь выдал:
— Я приехал только для того, чтобы иметь представление о своих настоящих родителях. Я рассчитываю, что вы расскажете мне о моем отце.
— Ты даже сможешь с ним познакомиться, Джим, — произнесла женщина. — Сейчас он в овчарне и стрижет овец. Скоро у него перерыв.
Даниэль стало неуютно от этих слов, и она, нахмурившись, сжала руку Джима. Ей показалось совершенной нелепицей то, что парочка настоящих родителей ее любимого мирно поживает на знойном юге материка, в то время как их сын всю свою сознательную жизнь мучился неразрешимыми вопросами о собственном происхождении…
На другом конце дома раздались тяжелые шаги, которые становились все громче. Анна встала к сыну вполоборота ровно тогда, когда в противоположную дверь гостиной вошел мужчина, который, откашлявшись, представился на ходу:
— Майкл Брант. А ты, должно быть, Джим. Зови меня Майк.
— Здравствуйте, Майк, — ошалев от неожиданности, произнес Джим и еще больше удивился, когда Майкл Брант протянул ему для рукопожатия левую руку, вместо правой, которую Джим неуклюже пожал, чуть замешкавшись.
Затем Майк пожал руку Дэнни и походя заметил:
— Какая хорошенькая девчушка… сынок… — Мужчина грузно бухнулся на диван и, прямо посмотрев на Джима, предположил: — У тебя наверняка к нам множество вопросов…
— А вы как думаете? — сухо произнес Джим.
— Думаю, что сейчас для этого не совсем удобное время. Мои стригали зашиваются… А вот вечером… У нас ведь будет семейный ужин, дорогая? — уточнил он, обратившись к женщине. — За ужином обо всем и поговорим.
Он поднялся с дивана и, с прищуром посмотрев на Даниэль, доверительно заметил:
— Ужин у нас будет с танцами… — Вновь обратившись к сыну, Майк сказал: — Слышал, ты работаешь с животными. Не желаешь посмотреть моих овец?
— А что еще вы мне можете предложить? — скептически выговорил Джим.
— Тогда приходи в овчарню после того, как Анна накормит вас ланчем…
Даниэль потянула Джима за рукав и робко прошептала:
— Я хотела тебе кое-что сказать… Ты можешь присесть?
Майкл ухмыльнулся и бросил, уходя:
— Поешь обязательно.
А Анна добавила:
— Меня ждут кое-какие неотложные дела. Если ты хотел меня о чем-то
Джим сел возле Даниэль и, устремив взгляд на мать, спросил:
— Вы с Майклом живете вместе?
— Да, — ответила женщина, кивнув.
— Тогда я ничего не понимаю, — пожал плечами Джим, повернувшись к Даниэль.
— Тебя удивляет, почему мы оставили тебя на Клер, будучи супругами?
— А какие у меня еще могут быть вопросы в сложившейся ситуации? — недоумевал Джим.
— Майк искал удачи, когда я понесла тебя, — по-деревенски просто призналась женщина. — Он сказал мне, что еще не время для детей. Мы не выплывем с таким грузом. Без денег, без крыши, без работы… Мы кочевали от фермы к ферме, стригли овец и ночевали, где придется. Тяжелая работа, но ничего другого мы не умели. Я испугалась, Джим. Боялась остаться без Майка, с ребенком… Я не знала домашней жизни, а домашняя работа представлялась мне чем-то невообразимым. Когда ты родился, я представления не имела, что с тобой делать, как о тебе заботиться. И решила отдать тебя в надежные руки, туда, где ребенку не дали бы пропасть. Я была уверена, что это лишь на некоторое время. Майк… он очень трудолюбивый человек. Я надеялась, что скоро у нас все образуется, появится свой кров, необходимый достаток. Тогда Майк сам захочет тебя… Но этого так и не произошло. Очень не хотелось признавать, но мы так и остались неудачниками. А потом я и жалеть перестала, что отдала тебя Бобу и Клер. Они хорошие люди, не то что мы с Майком. Когда у нас начиналась черная полоса, мы и воровать не гнушались. Да-да… Чего только не было, Джимми… Я встретила Майка, когда мне было всего семнадцать. И сбежала из дому только потому, что он меня позвал. Полиция нашла меня, вернула домой. А я снова сбежала. Больше они меня не нашли. Я стала скитаться с Майком. Нам нравилась такая жизнь…
— И у вас больше нет детей? — задал Джим интересовавший его вопрос.
— Как же! — воскликнула, оживившись, Анна. — У нас сын и дочь! — сказала она так, словно это известие должно было порадовать брошенного сына. — Они родились, когда наша жизнь стала ну… что ли, более предсказуемой. У Майка появилась постоянная работа стригаля, и еще он собирал фрукты. Мы могли возить детей с собой. Шону сейчас девятнадцать — он подрядился на одну из ферм на востоке. Джеки уже двадцать один и собственный малыш, Блейк. Она замужем…
— И за двадцать один год этой, как вы говорите, предсказуемой жизни у вас ни разу не возникало желания увидеть меня?!
Джим вложил в этот вопрос весь свой гнев порядочного человека, отчего Даниэль стало больно за него так, что слезы навернулись на ее глазах.
— Ну… — замялась Анна. — Я ведь звонила. Один раз, когда тебе было восемь, потом еще, когда было пятнадцать. Говорила и с Бобом, и с Клер. Они сказали, что тебе ничего не известно обо мне. Еще они уверяли, что ты счастлив, ни в чем не нуждаешься. А разве не это главное для матери — сознавать, что ее ребенок доволен своей судьбой? — наивно и в то же время как-то неуверенно проговорила женщина. — Я посчитала, что было бы очень безответственно отнимать у тебя привычную жизнь. Ты рос другим, не похожим на меня и Майка. Любил родных, дом, школу. Что мы могли тебе дать, чего не дали Клер и Боб?