Сад Сулдрун
Шрифт:
— Неужели ты осмелишься опять предложить нам этот безвкусный мед? Мы хотим что-нибудь более аппетитное!
— Судя по виду вас обоих терзает голод, — сказал Аилл. — Но я знаю, как помочь вам. Вот...
Аилл вынул соты с медом.
— Первоначально я собирался дать одному из вас одни соты, а другому — другие. Но сейчас я думаю, что один голоднее другого, и ему должно достаться все. Я оставляю соты здесь, решайте сами.
Аилл отступил от тут же вспыхнувшей перебранки, и не успел он пройти по тропе и пятидесяти ярдов, как они уже вцепились в бороды
Подойдя к Падающей Щели, он осторожно посмотрел через край утеса. Огромный валун стоял там же, где и прежде, покачиваясь от малейшего ветерка.
Ворон, с забрызганными кровью перьями, без крыльев и хвоста, наполовину сидел, наполовину стоял на согнутых желтых лапах; его красный глаз не отрываясь глядел на горлышко.
В пятидесяти ярдах на восток рос перекошенный старый кедр; его изогнутый ствол тянулся над самым краем обрыва. Аилл накинул веревку на ствол с таким расчетом, чтобы при спуске не удариться о склон утеса. На конце он завязал петлю, в которую сел, крепко натянул веревку, повис над бездной и аккуратно спустился к подножию утеса. Перекинув конец через ствол дерева, он освободил веревку, свернул ее и повесил на плечо.
Ворон стоял как и раньше, вздернув голову, готовый в любое мгновение обрушить валун. Аилл тихо подошел с другой стороны и ткнул валун концом меча. Тот зашатался и обрушился в проход, а ворон громко заорал от ужаса.
Аилл пошел по тропинке, спускаясь с горы Габун и остановился только перед деревьями, растущими вдоль реки Сисс. Где-то там, в засаде, лежала женщина-лиса.
Скорее всего она устроилась в зарослях чахлого орешника, росшего в ста ярдах впереди. Их можно было обогнуть сверху или снизу, и переплыть реку, а не идти вброд.
Аилл вернулся немного назад, и, как можно более скрытно, обошел орешник, идя вниз по течению по направлению к берегу реки. Теперь от воды его отделяли только непроходимые заросли ивы, и он был вынужден пойти вверх по течению. Нигде ничего не шевелилось, ни в чаще, ни где-то еще.
Аилл почувствовал себя неуютно, тишина нервировала. Он остановился и прислушался опять, но услышал только жучание воды. С мечом в руке, он медленно шел вверх по течению, шаг за шагом, шаг за шагом... Подойдя к броду, он остановился около густых зарослей тростника, качавшихся на ветру. На ветру? Он мгновенно обернулся и увидел рыжую маску женщины-лисы, сидевшей сгорбившись, как лягушка. Аилл взмахнул мечом в то же мгновение, как она прыгнула на него, и одним ударом снес ей голову. Тело и ноги кучей свалились на землю, голова откатилась к краю воды.
Аилл слегка подтолкнул голову мечом, она скатилась в реку и, покачиваясь, поплыла вниз по течению. Тело выпрямилось и начало бесцельно метаться взад-вперед, размахивать руками и прыгать, и, в конце концов, исчезло за холмом по направлению к горе Габун.
Аилл вымыл меч, пересек брод и вернулся в Нижнюю Озви до того, как сумерки сменились полной темнотой. Он поужинал хлебом и окороком, выпил пинту вина и вернулся в свою комнату.
Не зажигая света
Он попробовал несколько раз, но ощущение не повторилось и, постепенно, он уснул.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
ЧЕТЫРЕ ДНЯ ПРОШЛИ БЕЗ ПРОИСШЕСТВИЙ, и Аилл вернулся в Таун-Тимбл. Здесь он купил двух жирных цыплят, окорок, половину бекона и четыре кувшина красного вина. Упаковав часть из всего этого в седельные вьюки, он привязал остаток к седлу и поскакал на север, в Глимвуд, а оттуда к дому Грайса и Уэйнс.
Грайс вышел ему навстречу. При виде провизии он обернулся и крикнул:
— Жена, разжигай огонь. Сегодня мы поужинаем, как лорды.
— Мы поедим и хорошо выпьем, — сказал Аилл. — Тем не менее, я должен оказаться на лугу Мадлинг завтра до рассвета.
Все трое поужинали великолепно зажаренным цыпленком, фаршированным ячменем и луком, подовым пирогом, ловившим стекавший с цыпленка жир, горшком полевой зелени, сваренной вместе с беконом, и кресс салатом.
— Я бы не рубил дрова утром, — объявил Грайс, — если бы ел так каждый вечер.
— Молись, чтобы этот день настал! — воскликнула Уэйнс.
— Кто знает? Возможно даже раньше, чем ты ожидаете, — сказал Аилл. — Но я устал и должен встать до рассвета.
За полчаса до рассвета Аилл уже стоял на лугу Мадлинг. Он ждал во мраке под деревьями, пока на востоке не появился первый отсвет восходящего солнца, после чего медленно пошел через мокрую от росы траву, с геммой в руке. Он шел к холмику и услышал, как кто-то тихо бормочет и свистит, очень высоким голосом, на пороге его восприятия. Что-то ударило по руке, в которой он нес камень, но Аилл только крепче сжал пальцы.
Невидимые пальцы хватали его за уши и дергали за волосы; шляпу сорвали с головы и она взлетела высоко в воздух.
— Фейри, добрые фейри, не обращайтесь со мной так! — сказал Аилл мягким голосом. — Я — Аилл, отец Друна, которого вы любите.
Мгновенно настала мертвая тишина. Аилл подошел к холмику и остановился в двадцати ярдах от него.
Внезапно холмик замерцал и начал меняться, как если бы в нем собирались и выходили наружу фигуры, то затуманиваясь, то приобретая четкую форму.
Наружу вылетел красный ковер и развернулся почти там, где стоял Аилл. На ковер вышел фейри пяти футов в высоту, с бледно-коричневой кожей, отсвечивавшей желтовато-зеленым. На нем была ярко-красная мантия, отделанная белыми головами ласки, хрупкая корона из золотых нитей и зеленые бархатные туфли. Справа и слева от него виднелись расплывчатые силуэты других фейри.
— Я король Тробиус, — величественно сказал фейри. — Ты действительно отец нашего любимого Друна?
— Да, ваше величество.