Садовник
Шрифт:
— Как ни грустно, это уже случалось, причем не так давно. В течение десятилетий большую часть продовольствия на Кубу завозили из Восточной Европы или обеспечивали государственные фермы, оборудование на которые поставлялось из стран социалистического лагеря. В тысяча девятьсот восемьдесят девятом году средний кубинец в день потреблял три тысячи калорий. — На экране возникла Берлинская стена. — Когда соцлагерь рухнул, поставки продовольствия на Кубу прекратились, а работа больших сельхозпредприятий зависела от удобрений и топлива для машин, которые
— И что же они сделали? — выкрикнула с места какая-то женщина.
— А что они могли сделать? Стали вновь учиться возделывать землю старым дедовским способом. И опять вернулись к тем самым трем тысячам калорий в сутки. Теперь Куба — страна с устойчиво развивающимся сельским хозяйством. Больше они не надеются на технику, органическое топливо или удобрения.
Руку подняла другая женщина:
— Вы хотите сказать, нам всем нужно заниматься земледелием?
— Определенно. — Доктор Эмерсон улыбнулась и снова посерьезнела: — Дело вот в чем. Изменение климата, войны, зависимость от нефти — все это влияет на поставки продовольствия. Настанет день — Мальтус предсказал его приближение почти двести лет назад, — когда еды не будет хватать на всех, и те из нас, кто выращивает овощи в огородах, справятся с этой ситуацией гораздо лучше тех, кто ездит за продуктами в супермаркет. Потому что магазины тоже будут пусты.
Девчонка стала клевать носом, положив голову мне на плечо, и я услышал ее глубокое, мерное дыхание. Тем временем доктор Эмерсон закончила лекцию и предложила задавать вопросы.
Вопросы были довольно скучные и заумные, пока не поднял руку сидевший передо мной парень.
— Вы изучали проблему продовольственного кризиса, когда работали в «Тро-Дин»?
Именно это меня и интересовало!
Ни один мускул не дрогнул на лице доктора Эмерсон, когда она стала цитировать выученную назубок тираду:
— Хотя работа в «Тро-Дин» имела для моей карьеры большое значение…
Я выпрямил спину и нечаянно разбудил девчонку. Она испуганно подняла голову.
Доктор Эмерсон посмотрела в нашу сторону и запнулась. Смолкла и прижала ладонь ко рту.
Порой я забываю, как незнакомые люди реагируют на мой шрам. Хотя прервать лекцию я сподобился впервые.
И вдруг я понял, что смотрит она не на меня. Выражение лица доктора Эмерсон могло означать лишь одно: она встречалась с девчонкой раньше.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Наконец доктор Эмерсон пришла в себя, закончила фразу, повернулась к даме в голубом и что-то сказала. Та объявила:
— На этом наша программа окончена. Благодарю за внимание. Теперь автор подпишет вам книги.
Девчонка заерзала на стуле, я повернулся к ней:
— Видела, как она на тебя смотрела? Такое впечатление… — Потрясенный догадкой, я замолчал. Неужели это возможно? Вполне. А что еще могло так ошеломить женщину? — Похоже, она тебя узнала.
Девчонка не ответила.
Она выглядела уставшей — сильнее, чем когда мы только пришли в «Пауэллс».
— Как ты?
Повернувшись боком, она положила локоть на спинку стула и уронила на него голову:
— Посижу немного?
— Конечно.
Слишком уж странным был взгляд доктора Эмерсон, чтобы просто повернуться и уйти.
— Побудем здесь. Вдруг удастся побеседовать с авторшей с глазу на глаз.
Очередь за автографами не убавлялась, и мы отошли к диванчику, где рассматривали альбом с бабочками.
Наконец, доктор Эмерсон подписала последнюю книгу, собрала вещи, встала и огляделась по сторонам.
«Нас ищет», — подумал я.
Женщина посмотрела на меня и перевела взгляд на девочку. Затем торопливо пожала руку даме в голубом и устремилась к лестнице за углом.
Я стоял в нерешительности. Надо бы побеседовать с доктором, расспросить ее про девчонку. Она, судя по всему, разговаривать не собиралась. И все-таки рискнуть стоило.
— Вперед! — Я схватил девочку за руку.
Мы побежали вниз по лестнице и успели заметить, как доктор Эмерсон повернула на второй этаж. И внезапно исчезла.
Вход в мужской туалет загораживал большой оранжевый знак «Идет уборка». Изнутри доносился стук швабры. В надежде, что, кроме доктора, в дамской комнате никого нет, я передвинул знак и втолкнул девчонку внутрь.
Писательница стояла у раковины и подкрашивала губы. Заметив нас в зеркале, она замерла, не сводя глаз с девчонки. Потом, обернувшись, закрыла помаду, положила ее в болтающуюся на руке сумку и шагнула в нашу сторону:
— Когда я увидела тебя в зале…
Не знаю почему, но я немного отступил.
Она протянула к девочке руки. Та испуганно отшатнулась и посмотрела на меня.
— Это ты… — Доктор Эмерсон дотронулась до ее лица.
Я схватил женщину за руку, но она вырвалась. Из зажмуренных глаз текли слезы.
— Не думала, что когда-нибудь увижу тебя.
Не обращая на меня внимания, она притянула девчонку к себе, крепко прижала к груди и произнесла:
— Лейла. Красавица Лейла.
Мне оставалось лишь наблюдать, как женщина обнимает девчонку, беспрестанно повторяя имя. Неужели уловка, хитрость?.. Однако хотелось верить, что теперь все тайны будут разгаданы.
Девочка внимательно посмотрела на нее:
— Вы знаете, кто я?
— Да. — Доктор Эмерсон обернулась ко мне: — Она хоть что-нибудь помнит?
Я покачал головой.
— Почему с ней ты? Как вообще она сюда попала?
К этому времени я уже слишком устал, во мне было слишком много кофеина, и ответ никак не шел в голову. Я тер глаза и раздумывал, что сказать.
Женщина вновь повернулась к нахмурившейся девчонке.
— Я даже имени ее не знаю, — произнес я.
— Ее зовут Лейла.