Сады Луны
Шрифт:
Он несколько удивился. То, что он слышал об адъюнкте, создало в его воображении портрет хладнокровного чудовища, которое убивает при малейшей возможности. Не исключено, что эта черта ее характера иногда проявлялась, но он понадеялся, что ему не доведется с ней познакомиться. Опять же, напомнил он себе, на своих погибших воинов она даже не взглянула.
– Ты поедешь на моей кобыле, адъюнкт. Это не боевая лошадь, но она легка на ходу и очень вынослива.
Они подошли к тому месту, где Тук оставил свою лошадь.
– Это же виканская порода, Молодой Тук, – сказала она, похлопывая
Тук помог ее подняться в седло.
– А Аймасса мы оставим там, где он стоит? – поинтересовался он.
Лорн кивнула головой.
– Он пойдет своим Путем. Ну, теперь дадим этой лошадке возможность показать, на что она способна. Лошади виканской породы, говорят, сделаны из железа.
Она уселась в седло и протянула разведчику левую руку:
– Садись, – приказала она.
Тук едва смог покачать головой в знак отказа. Ехать на одной лошади с адъюнктом империи? Это звучало так абсурдно, что он чуть не засмеялся.
– Я могу пешком пойти, – грубовато отозвался он. – Слишком мало у нас времени. Тебе лучше поехать и поехать быстро. Тогда ты достигнешь стен Засеки через три дня. А я смогу проделывать по десять часов пути в день.
– Нет, Молодой Тук, – сказала Лорн тоном, не допускающим возражений. – Мне ты нужен в Засеке, я хочу знать все о легионах, Дуджике, Тайскренне. Лучше опоздать на несколько дней, чем приехать неподготовленной. Нет, хватайся за мою руку и поедем.
Тук повиновался.
Когда он опустился в седло позади Лорн, его кобыла оступилась и покачнулась. И он, и адъюнкт чуть не упали. Они обернулись поглядеть на Аймасса, стоящего у них за спиной. Он поднял голову.
– Курган сказал-таки правду, адъюнкт, – произнес Онос Т’улан.
Тук почувствовал, как она напряглась.
– И что он сказал?
– Мы на верном пути, – отозвался Аймасс.
Тук как-то сразу понял, что тот путь, о котором толкует это создание, не имеет ничего общего с путем, который ведет на юг, в Засеку. Он бросил прощальный взгляд на курган и на Оноса Т’улана, пока Лорн в молчании разворачивала лошадь. Предметы вокруг, казалось, не могут скрывать никаких секретов, однако реакция Лорн была такова, что волосы зашевелились на затылке у Тука, а шрам на месте утерянного глаза начал отчаянно зудеть. Тук чертыхнулся про себя и начал скрести шрам.
– Что-то не так, Молодой Тук? – спросила Лорн, не оборачиваясь.
Он немного подумал, прежде чем ответить.
– Расплата за слепоту, ничего более, – сказал он.
Капитан Паран метался по небольшой комнате. Это просто безумие! Все, что ему было известно, – это то, что его спрятали, а ответы на все вопросы находятся там, где постель волшебницы, страдающей от непонятной лихорадки, и где торчит эта злобная кукла, чьи нарисованные глаза следят за ним с неослабевающим вниманием.
Его преследовали смутные воспоминания о каких-то скользких холодных камнях, скрипящих под его ногтями, затем все силы покинули его тело, затем в комнате появилась большая собака – Гончая? – собака, дыхание которой несло смерть. Она пришла убить женщину, а он остановил ее, но как – этого он не мог вспомнить.
Его не отпускало подозрение, что собака не умерла, что она еще вернется. Кукла на большинство его вопросов не отвечала, а когда и говорила что-то, в голосе ее сквозили угрозы. И, хотя чародейка была больна, одно ее присутствие, сам факт его существования были достаточны, чтобы Хохолок не смел осуществить своих угроз.
Где был Вискиджак? Неужели сержант отбыл без него? Как это увяжется с планами адъюнкта Лорн?
Он прекратил беготню и повернулся к чародейке, лежащей в постели. Хохолок рассказал ему, что она каким-то образом спрятала его, когда появился Тайскренн, верховный маг, почуявший присутствие собаки. Паран ничего этого не помнил, он только не мог понять, как женщина смогла осуществить все это после той переделки, в которую попала. Хохолок заявил, что для этого ей даже не понадобилось открывав свой Путь, волшебница сделала все инстинктивно. Паран ощущал, что марионетка в ярости оттого, что сила использована неявно. Казалось, что Хохолок жаждет ее смерти, но либо не может, либо боится ускорить ее. Существо бормотало что-то о защите, которую волшебница использует против него.
Но Паран не обнаружил ничего, что могло бы препятствовать ему, когда он ухаживал за ней в те моменты, когда лихорадка была особенно сильна. Кризис разразился прошлой ночью, и Паран чувствовал, что его пациентка сейчас на пороге чего-то. Она спит, но если в ближайшее время она не проснется, ему придется действовать по своему усмотрению: покинуть это убежище, может быть, найти Молодого Тука, причем как-то избежать Тайскренна и его шпионов, чтобы сохранить их местонахождение в тайне.
Невидящим взглядом Паран уставился на волшебницу. Мысли роились у него в голове. Медленно-медленно что-то новое пробилось в его сознание, он моргнул. Глаза женщины были открыты и глядели прямо на него.
Он сделал было шаг к ней, но замер от первых ее слов.
– Я слышала, как упала монета, капитан. Кровь отлила от лица Парана. Смутное воспоминание всплыло в его памяти.
– Монета? – переспросил он почти шепотом. – Вращающаяся монета? «Голоса богов, покойников. Завывание Гончих. Моя память похожа на причудливый узор ковра».
– Больше она не вращается, – ответила женщина. Она рывком села на кровати. – Что ты помнишь?
– Не слишком много, – ответил капитан, подивившись тому, что говорит правду. – Кукла даже имени твоего мне не сказала.
– Порванный Парус. Я ведь была с Вискиджаком и его отрядом, – казалось, что пелена, застилающая ее взор, вдруг упала. – Я должна была заботиться о тебе, пока ты не поправишься.
– Полагаю, что так оно и было, – ответил Паран. – Я ответил тем же, вернул долг с процентами, чародейка.
– Да, верно. Что же теперь?
Глаза Парана широко распахнулись.
– Как, ты не знаешь?
Порванный Парус пожала плечами.
– Но это просто смешно! – воскликнул он. – Я понятия не имею, что здесь творится. Меня будят, оставляют в компании полумертвой ведьмы и говорящей куклы, и ни одного известия о моей новой команде. Они уже ушли в Даруджистан?