Сага о бескрылых
Шрифт:
— Лифт мне нужно, — в ярости просопел Мудрейший. — Невежество ваше, братья мои неразумные, чтоб вам…
Укс пятился, почтительно кланялся, слушал. Ругательства почти все знал, но порой проскользнет что-то новое, в последний год заметно несдержан стал Мудрейший. Нет, «черти» это уже знакомое, и, наверное, ненужное.
«Контекст» — есть такой фокус жонглерский, не всякому равному человеку известный. Если годами ловишь словечки, да в узор смысла их вкладываешь, как мелкую рыбку в решетку коптильни, привычка возникает. Полезная. Помнит ли Мудрейший о том, что здесь кроме него кто-то о «контексте» может знать? Вполне может помнить жрец, и осознанно тухлую рыбку слушателю скармливать.
Внизу встретили кланяющиеся старшие надзиратели, уставший Мудрейший махнул им дланью перстноносной и повлек свою измученную тушу к Нижнему кабинету.
На душе у Укса полегчало — откладывается пыточная. Может, займется Мудрейший думами, а лишь потом десятника на стену прикажет подвесить. Ну, все равно отсрочка.
У дверей все согнулись в поклоне — Мудрейший нашаривал под мантией ключ — девка поддерживала полы богатого одеяния. Наконец, звякнул массивный замок, один из надзирателей распахнул тяжелую дверь — властитель вдвинулся в проем, с трудом обернулся и поманил Укса.
Десятник с замершим сердцем проскользнул внутрь.
Остались, можно сказать, наедине. Жрица помогла хозяину опуститься в кресло и замерла у мудрейших ног, положив подбородок на толстое колено. Закрытую дверь изнутри подпер телохранитель — невысокий, широкоплечий, с неподвижным лицом. Глухонемой он на самом деле, или только притворяется, Укс за четыре года так и не смог догадаться.
Кстати, стоять на коленях здесь оказалось одно удовольствие: ковер толстенный, мягкий. Шпион преданно уставился на ступни властителя, хотя так и тянуло оглянуться по сторонам. Не врали про роскошь: ковры, ковры, подушки, и снова ковры — аж оторопь берет. Наверное, в личных покоях Ронхаба, где жрец денно и нощно к Слову мысли свои возносит, еще богаче комнаты. Там Уксу бывать не приходилось, исключительно слухами кормился.
— Вскоре мы выступаем, — сообщил, отдышавшись,первый среди жрецов. — Хиссис обязан пасть через три месяца и пять дней. Я буду ждать голубя лишь с одним известием. Нам нужна победа!
— Да, о Мудрейший! — с должным восторгом прошептал Укс, склонил голову, с глухим стуком впечатавшись лбом в ковер.
— Знаю, ты ждешь боя, о горячий брат-десятник, — усмехнулся Ронхаб. — Но помни, лишь Слово идет впереди нас, но не кровь. Нам нужны братья, но не трупы. Я дам тебе особое задание. Ты смышлен и обязан справиться.
— О Святое Слово! Приказывай мне, Мудрейший! Я готов отдать жизнь…
— Знаю, брат мой. В Хиссисе вы действовали недурно, пусть и небезупречно. Но сейчас я поручу тебе совершенно секретное послушание. Лишь ты и наш славный тысячник брат Аниссис будут знать, что надлежит сделать. Ты сопроводишь груз, а брат Аниссис пустит его в ход, когда настанет время. Твое дело — доставить груз в целости. Иначе…
— Не будет мне прощения! — заверил Укс, изо всех сил пытаясь не чихнуть. Вот же дерьмо черепашье, даже из самых роскошных ковров хоть иногда надо выбивать пыль.
— Ты справишься! — рыкнул Мудрейший. — В нашем обращенном к Святому Слову новом городе тебя ждет чин старшего десятника и премия. Верь в Слово и в братьев наших, и успех будет сопутствовать тебе.
— Воистину!
На Укса одним глазом смотрела юная жрица — зрачок сильно расширен, видно не одной порцией нэка в день живет. Узкая рука медленно гладит столб-ногу Мудрейшего. Хочет, тварь такая.
Укса чуть не передернуло — к счастью, жрец не заметил.
— Ты переправишь должный груз с флотом и проследишь, чтобы с ним ничего не случилось. Абсолютно ничего! Это живой груз и он требует ухода. У тебя непростая задача. Груз может попробовать сбежать.
— Клянусь Святым Словом, я не допущу!
— Ты в этом поклянешься, — Ронхаб не без труда дотянулся до драгоценного стеклянного сосуда с клятвенным нэктаром, выковырнул пробку, щедро плеснул в кубок. — Повторяй формулу, брат.
Девка, неохотно оторвавшись от хозяина, передала шпиону липкий кубок. Жрец зачитывал текст из пухлой тетради в кожаном переплете и озабоченно почесывал двойной подбородок тыльным кончиком стило:
— Клянусь доставить груз в Хиссис в целости и сдать брату Аниссису. Клянусь оберегать груз и не пользоваться им более, чем того потребуют обстоятельства. Клянусь не передавать груз иным братьям или язычникам во временное пользование, ни бесплатно, ни за любую плату, будь то деньги или иные блага. Клянусь не употреблять груз во зло делу Слова или во вред имуществу Храма, а так же… — жрец прервался, чтобы пихнуть в затылок девку, уж слишком страстно прильнувшую, да еще вознамерившуюся несвоевременно тереться о мощную ляжку Наимудрейшего. — Так, дальше… А так же клянусь не причинять зло посредством оного груза братьям Слова, включая лошадей и иной храмовый скот, а также трофейный скот, коий будет захвачен в Хиссисе. Кажется, все, брат-десятник?
Укс, разборчиво повторявший слова клятвы, закивал и поднес к губам кубок — жрец милостиво кивнул. Прокатилось по горлу пойло, почти не несущее жара венам. Шпион блаженно облизнулся и замер с пустым кубком в руках.
— Да, пора вам познакомиться, — жрец кивнул телохранителю. Заскрипела дверь и в кабинет втолкнули груз.
На первый взгляд Уксу показалось, что справиться с подконвойным особого труда не составит: обычный мужчина, роста средненького, возраст определить трудновато — лицо закрывают слипшиеся лохмы волос. Вроде бы немолодой, но и не старик. Мускулатура хилая, зато брюшко наметилось, обряжен в длинную заношенную рубаху — такую даже прижимистая Канцелярия вздохнет, но спишет в ветошь. Ноги, кстати, очевидно кривоваты, да и пучки волос у коленей те тощие конечности не красят. Чучело. Такого и на весла посади — в один конец похода едва ли дотянет. Впрочем, на весла его сажать не собираются, а вот ошейник с цепью на пленника надели. Да и ошейник какой-то хитрый.
Ронхаб, глядевший на живой груз со странной улыбкой, назидательно нацелил стило на озадаченного шпиона:
— Не доверяй глазам своим, брат-десятник Укс. У нас хорошее оружие. Береги его. Эй, покажись, тварь!
На окрик пленник среагировал слабо, разве что искоса глянул сквозь лохмы.
— Туповатое, — огорченно проворчал жрец и сделал знак телохранителю. Тот, намотав на кулак цепь, крепко взял пленника за руку, свободной рукой несколько раз повернул винт на ошейнике. Пленник задергался, потом захрипел — стянувшийся обруч плотно перехватил горло.
— Этот винт весьма своевременное изобретение, — одобрил жрец.
Укс чуть не выронил кубок — не было больше кривоногого пленника — в лапах телохранителя дергалась девушка, дивно стройная, с налитой, пожалуй даже чересчур, грудью и точеной талией. Шейка у красотки, соответственно, тоже была тонкой, ошейник уже не душил, но дикарка все равно норовила вырваться, хлестала телохранителя гривой смоляных волос и даже пыталась лягнуть ножкой в очень красивом башмачке. Миг — красотка исчезла — телохранитель с мычанием склонился над пленником, пытаясь удержать огненно-рыжего мальчишку, яростно вертящего головой в попытках скинуть ставший слишком большим ошейник.