Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Том 2

Лейбер Фриц Ройтер

– Ребята, это была белая! – вскричал Слинур. – Хороший знак!

Вскоре суета утихла, когда выяснилось, что профос ранен не в глаз, а рядом, и вооруженные группы разошлись: одна в каюту, две мимо грот-мачты в сторону носа; на палубе осталась лишь неукомплектованная партия из четырех человек.

Ткань, которую процарапывал Мышелов, разошлась, он чрезвычайно осторожно вытащил через дырку железный тик (самую мелкую ланкмарскую монету), заточенный с одной стороны до остроты бритвы, и принялся потихоньку перерезать им ближайшую веревку. Он с надеждой взглянул на Фафхрда, но голова Северянина по-прежнему безвольно свешивалась вниз.

Где-то вдалеке засвистала боцманская

дудка; через десяток вздохов свист повторился уже ближе. Затем послышалось несколько приглушенных возгласов, кто-то дважды вскрикнул, что-то снизу ударило по палубе, и мимо Мышелова пронесся матрос, размахивая сетью с пищавшей в ней крысой.

Мышелов на ощупь удостоверился, что с первым витком веревки почти покончено. Оставив несколько прядей, он перешел ко второму витку, ловко изогнув кисть.

Внезапно палубу потряс взрыв и резкой болью отдался у Мышелова в ступнях. Он не стал раздумывать о его причинах и продолжал перерезать веревку острой монетой. Остававшиеся на палубе матросы завопили; один из рулевых бросился к носу, другой остался у весла. Почему-то звякнул гонг, хотя рядом с ним никого не было.

Из трюма «Каракатицы» начали выскакивать матросы, обезумевшие от страха, некоторые без оружия. Они бессмысленно кружили по судну. Мышелов услышал, как стоявшие к носу от грот-мачты шлюпки поволокли к борту. Человечек в сером понял, что матросам внизу досталось: на них налетели батальоны черных крыс, их сбивали с толку ложные сигналы боцманской дудки, из каждого угла их резали и кололи, пронзали крошечными стрелами, двоим, должно быть, попали прямо в глаз. А закончилась их вылазка вот чем: когда матросы добрались до трюма, где зерно лежало насыпью, в воздухе стояла густая пыль, которую, бегая по куче, подняли крысы, и Фрикс бросила туда огонь, в результате чего произошел взрыв, разметавший команду, однако пожар на судне, к счастью, не вспыхнул.

Вместе с охваченными паникой матросами на палубе появилась еще одна группа, замеченная только Мышеловом, – вереница черных крыс, сохраняя спокойствие и порядок, полезла мимо него на грот-мачту. Мышелов стоял и взвешивал, стоит ли ему предупредить об этом команду «Каракатицы», прекрасно понимая, что не поставит и тика за то, что ему удастся выжить, когда доведенные до истерики матросы примутся рубить вокруг него крыс.

Как бы там ни было, но промолчать его заставил Скви, взобравшийся ему на плечо. Придерживаясь лапкой за прядь его волос, крыса появилась прямо у Мышелова перед лицом и уставилась ему в левый глаз своими глазками-пуговками, голубевшими под серебряным шлемом с черным пером. Затем она прикоснулась бледной лапкой к губам, между которыми торчали изогнутые зубы, явно призывая к молчанию, после чего постучала по висевшему у нее на боку маленькому мечу и красноречивым жестом провела лапкой по горлу. После этого Скви скрылся в тени за ухом у Мышелова – по-видимому, для того, чтобы наблюдать за выгнанными из трюма матросами, командовать своим войском, а также чтобы находиться поближе к яремной вене Мышелова. Тот тем временем продолжал действовать заточенной монетой.

На корму прибежал звездочет с тремя матросами, у каждого было по два белых фонаря. Скви залез поглубже в щель между мачтой и Мышеловом, но при этом коснулся плоскостью меча его шеи – в качестве напоминания. Мышелов вспомнил поцелуй Хисвет. Звездочет, увидя его, нахмурился, обогнул мачту и принялся вместе с матросами развешивать фонари на бизань-мачте, грузовом кране и ближе к юту, всякий раз споря, куда именно повесить очередной фонарь. Тонким голосом он лепетал что-то о том, что свет – это прекрасное средство обороны и контрнаступления, потом понес какую-то

чушь относительно световых окопов и палисадов и уже хотел было послать матросов за новыми фонарями, но тут из каюты выскочил Слинур с залитым кровью лбом и принялся оглядываться вокруг.

– Держитесь, ребята! – хрипло заорал он. – На палубе пока что хозяева мы. Аккуратненько спускайте шлюпки, ребята, они нам понадобятся, чтобы доставить сюда солдат. Запалите красный фонарь! Эй вы там, бейте в гонг тревогу!

– Гонг упал за борт, – отозвался кто-то. – Тросы, на которых он висел, перегрызены!

И в этот миг с востока поползли клубы густого тумана, которые в мгновение ока окутали «Каракатицу» мертвенным лунным серебром. Какой-то матрос застонал. Это был странный туман: казалось, он не приглушает, а делает еще ярче свет луны и принесенных звездочетом фонарей. Цвета сделались сочными, а между тем за бортами «Каракатицы» вскоре не стало видно ничего, кроме белых стен тумана.

Слинур приказал:

– Повесить запасной гонг! Кок, давай сюда свои самые большие котлы, горшки, крышки – все, во что можно бить тревогу!

Послышались два тяжелых всплеска: шлюпки «Каракатицы» коснулись воды.

Из каюты донесся чей-то отчаянный вопль.

Затем произошли сразу две вещи одновременно. Грот отделился от мачты и медленно опустился на воду справа по борту, похожий на купол собора, снесенный ураганом, – все снасти, которыми он крепился, были перегрызены или перепилены крошечными мечами. Он темным пятном качался на волнах, гик перекинулся на другой борт. «Каракатица» накренилась.

В то же самое время из каюты выплеснулась лавина черных крыс, которые стали прыгать через гакаборт. Они бросались на людей, уже находившихся в воде; некоторые тут же оказывались на кончиках копий, но другие яростно впивались в нос или горло ближайшему матросу.

Матросы бросились к шлюпкам, крысы прыгали им на спину, хватали их зубами за пятки. Офицеры стали отступать вместе с командой. Толпа обезумевших людей увлекла за собой и Слинура, который молил матросов держаться. Скви с мечом в лапке вскочил Мышелову на плечо, что-то тоненько пропищал, подбадривая свое бесстрашное воинство, и спрыгнул вниз, вслед за арьергардом. Четыре белые крысы, вооруженные арбалетами, пристроились у основания крана и принялись весьма умело взводить тетиву, заряжать и стрелять.

Послышались всплески – сначала два, потом три, потом с полдюжины одновременно, – перемежаемые отчаянными криками. Мышелов повернул голову и краешком глаза увидел, как последние два матроса «Каракатицы» прыгают за борт. Повернув голову еще чуть-чуть, он разглядел Слинура, который, прижав к груди двух досаждавших ему крыс, последовал за матросами. Четыре белых мохнатых арбалетчика оставили кран и бросились на нос, где заняли новые позиции для стрельбы. К небу взметнулись хриплые человеческие вопли и тут же стихли. На «Каракатицу», словно туман, наползла тишина, лишь изредка прерываемая знакомым писком.

Мышелов повернул голову к корме и увидел, что перед ним стоит Хисвет. От шеи до локтей и колен ее плотно облегал черный кожаный костюм, в котором она больше походила на стройного мальчика, голову украшал черный кожаный шлем, закрывавший виски и щеки и похожий на серебряный шишак Скви, белые волосы были собраны на затылке в хвост, заменявший ей плюмаж. На левом бедре висели ножны с тонким кинжалом.

– Милый мой, милый воин, – мягко сказала она, улыбаясь маленьким ртом, – хоть вы меня не оставили. – Вытянув вперед руку, она хотела было коснуться пальцами его щеки, но вдруг, словно только что увидела веревку, отдернула руку и проговорила: – Связан! Это следует исправить.