Сага о Фафхрде и Сером Мышелове
Шрифт:
Через дюжину ударов сердца Серый Мышелов выхватил свой тонкий, в полторы руки величиной, меч Скальпель, которым он привык с хирургической точностью отворять людям кровь, и устремился вслед за его посверкивающим кончиком в скальный проход. Ступал он неторопливо, но решительно. Фафхрд двинулся следом, но не без колебаний и еще более осторожно, держа свой Серый Прутик почти у самой земли и, несмотря на его увесистость, легко поводя им из стороны в сторону. Семь лениво покачивающихся огоньков очень напоминали ему головы громадных кобр, изготовившихся к
Они продвинулись в глубь прохода немного дальше, чем сумел Фафхрд в первый раз — благодаря медленному шагу глаза их лучше приспосабливались к полутьме, — когда кончик Скальпеля вдруг тонко взвизгнул, упершись в скалу. Молча выждав, пока их глаза еще лучше освоятся с полумраком, друзья убедились, не прибегая к помощи меча, что коридор тут и кончается; в гладкой стене не было ни одной дыры, в которую могла бы проскользнуть говорящая змея, не говоря уж о существах, действительно наделенных даром речи. Мышелов в нескольких местах нажал на каменную стену, а Фафхрд раз и другой бросился на нее всем телом, но она даже не шелохнулась, как и подобает скале в недрах горы. На обратном пути друзья осматривались с удвоенным вниманием, пытаясь обнаружить какой-нибудь боковой ход, пусть даже самый узкий, колодец или отверстие в потолке, но не нашли ничего подобного.
Убедившись, что их лошади продолжают мирно пощипывать жухлую травку у входа в пещеру, друзья вновь растянулись на одеялах, и Фафхрд внезапно заявил:
— Это мы слышали эхо.
— Откуда возьмется эхо без голоса? — раздраженно поинтересовался Мышелов. — Это все равно, что хвост без кошки. Живой хвост.
— Маленькая снежная змея очень напоминает оживший хвост белой домашней кошки, — невозмутимо ответил Фафхрд. — И она тоже кричит тонким дрожащим голосом.
— Ты хочешь сказать?..
— Разумеется, нет. Так же, как, по-моему, и ты, я полагаю, что в скале есть дверь, пригнанная так плотно, что мы не смогли отыскать ни одной щели. Мы же слышали, как она закрывалась. А значит он, или она, или оно воспользовалось ею.
— Тогда к чему эта болтовня насчет эха и снежных змей?
— Следует рассмотреть все возможности.
— Он, или она — и так далее — назвало нас сыновьями, — задумчиво проговорил Мышелов.
— Некоторые считают змея самым мудрым и древним созданием, даже отцом всего сущего, — рассудительно заметил Фафхрд.
— Опять ты о пресмыкающихся! Ну ладно, ясно только одно: слушаться советов змеи, не говоря уже о семи змеях, — чистой воды безумие.
— И тем не менее он — считай, что остальные местоимения я тоже сказал — был в чем-то прав. За исключением этого непонятного западного континента мы объездили весь Невон вдоль и поперек. Что же остается, если не Ланкмар?
— Пропади ты пропадом со своими местоимениями! Мы поклялись туда не возвращаться — или ты забыл, Фафхрд?
— Не забыл, но я умираю от скуки. А сколько раз я клялся больше не пить вина!
— Но Ланкмар меня задушит! Его дым, ночной смог, крысы, грязь!
— Сейчас, Мышелов, мне плевать, жив я или умер, и где, и когда, и как.
— А, в ход уже пошли глаголы и союзы! Слушай, тебе надо выпить!
— Мы ищем полного забвения. Говорят, чтобы утихомирить призрака, нужно отправиться на место его смерти.
— Вот-вот, и он станет являться к тебе еще чаще.
— Чаще, чем сейчас, уже невозможно.
— Какой стыд! Позволить змее спросить, не боимся ли мы!
— А может, так оно и есть?
Спор продолжался недолго и закончился — это нетрудно было предвидеть — тем, что Фафхрд и Мышелов, минуя Илтхмар, доскакали до каменистого берега, который заканчивался причудливо истертым невысоким обрывом. Там они прождали сутки, пока из вод, соединяющих Восточное и Внутреннее моря, взволновав их, не показались Зыбучие Земли. Друзья быстро, но осторожно пересекли их кремнистую дымящуюся — стоял жаркий солнечный день — поверхность и снова поехали по Насыпной дороге, но на сей раз в сторону Ланкмара.
На севере, над Внутренним морем, и на юге, над Великой Соленой Топью, бушевали далекие грозы, когда Фафхрд и Серый Мышелов приближались к этому чудовищному городу и перед ними начали вырисовываться из громадной шапки смога его башни, шпили, храмы и высокие зубчатые стены, чуть освещаемые лучами заходящего солнца, которое из-за дыма и тумана превратилось в тусклый серебряный диск.
В какой-то момент Мышелову и Фафхрду почудилось, что среди ястребиных деревьев они видят закругленный сверху и плоский снизу предмет на длинных невидимых ногах и слышат хриплый голос: «Говорил я вам! Говорил! Говорил!» — но волшебная хижина Шильбы и его голос, если это были и впрямь они, оставались вдалеке, как и обе грозы.
Вот так Фафхрд и Серый Мышелов, вопреки данной клятве, снова очутились в городе, который презирали и по которому тосковали. Забвения они там не нашли, призраки Иврианы и Вланы не успокоились, однако поскольку какое-то время все же прошло, уже меньше докучали обоим героям. Их ненависть к Цеху Воров не разгорелась с новой силой, а скорее поутихла. В любом случае Ланкмар показался им не хуже других мест Невона и значительно интереснее, чем большинство из них. Поэтому, осев там на какое-то время, они снова сделали его штаб-квартирой своих похождений.
2. Драгоценности в лесу
Был год Бегемота, месяц Дикобраза, день Жабы. Горячее солнце шедшего на убыль лета клонилось к закату над унылыми и обильными нивами Ланкмара. Трудившиеся на бескрайних полях крестьяне подняли от земли перепачканные лица и отметили, что пора приниматься за подсобные работы на фермах. Пасшийся на стерне скот начал понемногу тянуться к дому. Потные купцы и лавочники решили подождать еще чуть-чуть, прежде чем предаться прелестям ванны. Воры и астрологи беспокойно заворочались во сне, чувствуя приближение вечера, а значит, и работы.