Сага о Форсайтах, том 1
Шрифт:
Джолион погладил ее руку, и улыбка искривила его губы.
— Ах, зачем только мы рождаемся молодыми? Если б мы рождались старыми и с каждым годом молодели бы, мы понимали бы, как что происходит, и отбросили бы нашу проклятую нетерпимость. Но знаешь, если мальчик в самом деле влюблен, никакая Италия не заставит его забыть. Мы, Форсайты, упрямый народ; и он поймет чутьем, зачем его отсылают. Одно лишь может его излечить — то потрясение, которое он испытает, если ему все рассказать.
— И все-таки дай мне попробовать.
Джолион молчал. В этом выборе между дьяволом
— Как хочешь, любимая.
X. ДУЭТ
«Маленькое волнение» любви поразительно разрастается, когда ей грозит опасность. Джон прибыл на Пэддингтонский вокзал за полчаса до срока и, как ему казалось, с опозданием на добрую неделю. Он стоял около условленного книжного киоска в толпе воскресных дачников, и даже грубая шерсть клетчатого костюма не могла скрыть взволнованное биение его сердца. Он читал названия романов на прилавке и наконец купил один из них, чтобы избежать косого взгляда продавца. Роман назывался "Сердце стези! ", что должно было иметь какой-то смысл, хотя, по всей видимости, не имело. Купил он, кроме того, «Зеркало дамы» и «Земледельца». Каждая минута длилась час и полна была воображаемых ужасов. Когда прошло девятнадцать таких минут, Джон увидел Флер в сопровождении носильщика, катившего багаж. Она подошла быстро, спокойно. Она поздоровалась с ним, как с братом.
— Первый класс, — сказала она носильщику, — угловые места, одно против другого.
Джон дивился ее поразительному самообладанию.
— Нельзя ли нам занять целое купе? — спросил он шепотом.
— Не выйдет. Поезд с частыми остановками. Разве что после Мэйденхеда. Держись непринужденно, Джон.
Джон скривил лицо в хмурую гримасу. Они вошли в купе — и с ними двое каких-то болванов, черт бы их побрал! От смущения он дал на чай носильщику уйму денег. Подлец не заслужил и пенни за то, что привел их сюда, да еще с таким видом, точно все понял!
Флер спряталась за «Зеркало дамы». Джон в подражание ей — за «Земледельца». Поезд тронулся. Флер уронила «Зеркало дамы» и наклонилась вперед.
— Ну? — сказала она.
— День тянулся, точно две недели!
Она кивнула в знак согласия, и у Джона сразу просветлело лицо.
— Держись непринужденно, — шепнула Флер и прыснула со смеху.
Джон почувствовал обиду. Как может он держаться непринужденно, когда над ним нависла угроза Италии? Он намеревался сообщить ей новость осторожно, но тут выложил сразу:
— Меня хотят на два месяца отправить С мамой в Италию!
Флер опустила ресницы, чуть побледнела и прикусила губу.
— О! — сказала она.
Вот и все, но этого было довольно.
Это «О!» было как быстро отдернутая рука в фехтовании при подготовке к неожиданному выпаду. Выпад тотчас последовал.
— Ты должен ехать!
— Ехать? — повторил Джон
— Конечно!
— Но — на два месяца! Это ужасно!
— Нет, — сказала Флер, — на полтора. Ты меня тем временем забудешь. Мы встретимся в Национальной галерее на следующий день после вашего приезда.
Джон засмеялся.
— А что, если ты забудешь меня? — пробормотал он под грохот колес.
Флер покачала головой.
— Какой-нибудь другой мерзавец... — проговорил Джон.
Она носком придавила ему ногу.
— Никаких других мерзавцев! — сказала она, поднимая «Зеркало дамы».
Поезд остановился; двое попутчиков сошли, вошел один новый.
— "Я умру, — думал Джон, — если мы так и не останемся одни".
Поезд покатил дальше. Флер опять наклонилась вперед.
— Я ни за что не отступлю, — сказала она, — а ты?
Джон горячо тряхнул головой.
— Никогда! — воскликнул он. — Ты будешь мне писать?
— Нет. Но ты можешь писать мне — в мой клуб.
У нее свой клуб... — удивительная девушка!
— Ты пробовала нажать на Холли? — прошептал он.
— Да, но ничего не выведала. Я боялась нажимать слишком сильно.
— Что бы это могло быть? — воскликнул Джон.
— Что бы ни было, я узнаю.
Последовало долгое молчание, которое нарушила, наконец Флер:
— Мэйденхед, держись. Джон!
Поезд остановился. Единственный попутчик вышел. Флер опустила штору на окне.
— Живо! — сказала она. — Смотри в свое окно! Сделай самое зверское лицо, какое только можешь.
Джон раздул ноздри и нахмурился; он отроду, кажется, так не хмурился! Одна старая дама отступила, другая — молоденькая — взялась за ручку двери. Ручка повернулась, но дверь не подалась. Поезд тронулся, молодая дама бросилась к другому вагону.
— Какое счастье! — воскликнул Джон. — Замок заупрямился.
— Да, — сказала Флер, — я придержала дверь.
Поезд шел. Джон упал на колени.
— Следи за дверью в коридор, — прошептала Флер, — и живо!
Их губы встретились. И хотя поцелуй длился всего каких-нибудь десять секунд, душа Джона покинула его тело и унеслась в такую даль, что когда он снова сидел против этой спокойной и сдержанной девицы, он был бледен как смерть. Он услышал ее вздох, и этот звук показался ему самой дорогою вестью — чудесным признанием, что он кое-что значит для нее.
— Шесть недель совсем не долго, — сказала она, — а тебе нетрудно будет свести поездку к шести неделям: — надо только не терять голову, когда будешь там, и делать вид, что не думаешь обо мне.
Джон обомлел.
— Как ты не понимаешь, Джон! Их необходимо в этом убедить. Если мы не исправимся к твоему приезду, они оставят свои причуды. Жаль только, что вы едете в Италию, а не в Испанию. В Мадриде на картине Гойи есть девушка, папа говорит, что она похожа на меня. Но она совсем не похожа — я знаю, у нас есть копия с нее.
Для Джона это было словно луч солнца, пробившийся сквозь туман.
— Мы поедем в Испанию, — сказал он. — Мама не станет возражать, она никогда не была в Испании. А мой отец очень высокого мнения о Гойе.