Сага о Гудрид
Шрифт:
Халльдор переправил Гудрид и Торбьёрна через фьорд. Девушка радовалась поездке, да и своему праздничному наряду тоже. А отец с подстриженными заново волосами и бородой был тоже одет в нарядный плащ: похоже, что и он был доволен. Впрочем, он теперь все время находился в добром расположении духа, после того как выяснилось, что их новый дом на Бревенном Мысе превзошел все ожидания. И он ни разу не возразил Гудрид с тех пор, как увидел руны Арни Кузнеца, вырезанные на луке: он лишь натянул тетиву и одобрительно кивнул дочери.
Наряжаясь к поездке, Гудрид надела на себя янтарное ожерелье, доставшееся ей
– Смотри за своими драгоценностями, Гудрид! Кольскегги говорил мне недавно, что в последнее время в Братталиде воруют. Хорошо еще, что Николетта уехала к себе домой до того, как переехали мы, а то бы люди стали подозревать ее: она говорит на ломаном языке и выглядит как чужестранка.
Бедная Николетта, подумала Гудрид, когда они с Торбьёрном поднимались к хутору Братталида. Эта женщина потеряла зубы, лишилась ребенка, однако и она сама, и ее старший сын, оказавшись в Братталиде, все же выздоровели. И когда Валь приехал, чтобы забрать их назад, его лицо красноречивее всяких слов говорило о том, что эта исхудавшая женщина для него – самая прекрасная на свете. Прежде чем его семья уехала, Тьодхильд крестила в своей церкви его ребенка и прочла символ веры, который знала и Николетта.
Гудрид взглянула в сторону церкви и спросила Торбьёрна:
– Как ты думаешь, Тьодхильд не будет против, если мы пойдем в ее церковь и поблагодарим Бога за то, что у нас все идет хорошо?
– Почему же она будет против? – довольно ответил отец.
В церкви они увидели коленопреклоненную Тьодхильд. Лицо хозяйки было осунувшимся, со впалыми щеками, на него падал свет от шипящей масляной лампадки перед распятием. Тьодхильд поднялась с колен, поцеловала Торбьёрна и Гудрид, перекрестилась и сказала:
– Никогда на моем дворе не водилось воров. И вот на старости лет мне выпало такое несчастье.
– Что у тебя украли? – спросил Торбьёрн, проведя рукой по седым волосам, прежде чем надеть шапку при выходе из церкви.
– Пропали драгоценности, дорогая серебряная ложка, нож с позолоченной ручкой, который Лейв получил в подарок от короля Олава… А когда мы недавно вешали на стены ковры, то я заметила что один из них, на котором была вышита золотом сцена охоты, исчез бесследно. Ты знаешь, что его вышивала моя бабушка, – сказала она, взглянув на Гудрид.
Гудрид кивнула в ответ.
– Это такие вещи, которые легко спрятать, прежде чем они будут проданы! А что с твоим серебряным игольником, Тьодхильд?
Старая женщина дотронулась до своей цепочки, на которой висели ножницы, ножик и другие мелкие вещицы.
– У тебя зоркий глаз, дитя мое. Игольник пропал пару недель назад, когда я была в бане.
– У вас на дворе есть новые слуги или рабы? – спросил Торбьёрн.
– Да, конечно же! Торвальд и Торстейн взяли с собой так много людей, что Лейву пришлось нанимать новых – их четверо, – и к тому же он купил одного ирландского раба, от которого долго не могли избавиться Торвард со своей Фрейдис. Ты и сам, наверное, видел этого Ньяля, когда был зимой в Гар даре; он среднего роста, сильный, пригож собой, черноволосый, с синими глазами. А нрав у него такой, что парень этот не смирится ни перед кем на свете. Мне следовало бы надеть шоры на своих служанок! – недовольно закончила Тьодхильд.
– Гм… Вы хорошо обыскали все дома? – продолжал Торбьёрн.
– Лейв говорит, что сделал это, – вернее, он поручил это Турид Златокожей и старой Стейнрунн под предлогом уборки в доме, где спят мужчины, – кисло добавила Тьодхильд.
Гудрид чуть не рассмеялась. Старая Стейнрунн была такой немощной, что совсем не могла нагибаться, а в голове Турид Златокожей умишка явно не хватало и на более простые дела. Турид жила в Норвегии, и ее обнищавший отец продал ее совсем маленькой, а Лейв купил красивого ребенка во время своего первого путешествия и подарил девочку Тьодхильд, не задумьшаясь особо над тем, что у Турид на уме. Гудрид знала, что Тьодхильд намеревалась освободить Турид, когда та сможет подыскать себе подходящую работу в другом месте, но пока все шло как прежде.
Охваченная радостью от встречи с добрыми друзьями на дворе и на тинге, Гудрид и думать забыла о кражах в Братталиде. Она погрузилась во все дела, кончая мелочами, и внимала на тинге как разбираемым жалобам, так и обычным пересудам. Много разговоров велось о людях с Херьольвова Мыса, и на тинг их прибыло немало. Чего нельзя было сказать о жителях Эйнарова Фьорда: Торгрим Тролль и его шурин отправились в Норвегию торговать мехами, моржовыми клыками и салом, а Фрейдис с Торвардом не смогли приехать на тинг, так как Торвард сломал ногу. Кое-кто поговаривал, что это его жена постаралась.
На тинге к Гудрид, покачиваясь, подошла растолстевшая беременная женщина. И девушка узнала в ней Рагнфрид дочь Бьярни.
– Как славно увидеть тебя вновь, Гудрид! Я надеялась встретиться здесь с тобой, хотя народ и говорит, что ты со своим отцом живешь по своим обычаям! Как тебе на тинге, нравится? Правда, жалко, что Торвальд и Торстейн уехали из Братталида? Наверное, их больше ничто здесь не удерживает!
Не ожидая ответа, она показала на группу мужчин, стоящих возле борцов, которые мерялись силой.
– Видишь, вон мой муж, в красной рубашке… Я сшила ее как раз к тингу. А рядом с ним стоят двое его сыновей, и еще дома осталась маленькая дочка.
– Вскоре в вашей семье прибавятся новые дети! – с улыбкой произнесла Гудрид.
– Да, ты угадала! – сказала Рагнфрид и, довольно вздохнув, сложила руки на огромном животе. – Попробуй сказать об этом моему брату! В последний раз, когда я была у него в гостях, Герда Кожаные Губы сказала, что его жена и носа не кажет на кухню. Ой, вон идет Торунн… Хотелось бы мне иметь такое же дорогое платье!
К ним приближалась высокая, темноволосая молодая женщина, одетая в шелковую сорочку и синее платье без рукавов. Идя по склону, поросшему редкой травой, она отмахивалась от надоедливых мошек. Это была Торунн из Херьольвова Мыса. Она приветствовала Гудрид, назвав ее по имени, и кивнула Рагнфрид: словно бы все люди, собравшиеся на тинг, были ее гостями. Однако Гудрид забыла о веселье, когда Торунн взглянула на нее своими блестящими, глубоко посаженными глазами, и сказала:
– Просто не верится, что в Братталиде завелся вор и что Лейв никак не может поймать его! Не ожидала, что Лейв окажется таким разиней, да и Тьодхильд ему под стать. – И презрительная усмешка обнаружила за красивыми, полными губами женщины почерневший передний зуб.